Петр Альшевский - «Малая кровь»

– Поставить его в пару? В одиночниках-то, я знаю, он у тебя… всех не рвет.

– Он пока не раскрылся, – заявил Желтков. – По кому-то и в десять лет скажешь, что он талантище, а кто-то в четырнадцать мертвый, в семнадцать еще мертвее, а в двадцать заблистал. А кто в него до двадцати лет верил? Папа верил. Купюры его тренеру от папочки шли.

– Деньги из моего кошелька ты взял на его тренировки?

– Пойдем-ка, родимая, в кровать, – промолвил Желтков. – За разговорами у нас ничего толкового не выгорит.

ТЕМНОТА оглашается женскими стонами. Прерывистые увенчиваются протяжным.

Загорается свет. Вставшая Лидия Шикина, заглотнув таблетку, запивает ее водой.

– Давление? – осведомился Желтков.

– Я девушка слабенькая.

– Я твое здоровье не ухудшаю?

– Без тебя я бы только о здоровье и задумывалась. О том, какое оно у меня неважное, и чего же мне из-за него ждать.

– Все там будем, – промолвил Желтков.

– Мне бы тебя одернуть и сказать, чтобы ты не пустозвонил, но я волнуюсь, что мы поссоримся. Сережку где можно починить?

– А что с ней?

– Застежка сломалась.

– Это сережка из тех, что с камешками? – поинтересовался Желтков.

– Мне их преподнесли на привале. Когда наши чувства с моим однокурсником Рябовым взяли паузу и мы после года юношеской нежности пришли к насыщению… и раздумиям, куда же нам двигать. Он определился раньше меня и приехал ко меня с сережками.

– А почему не с обручальным кольцом?

– Было и кольцо, – сказала Шикина. – Когда мы потом рассобачились, кольцо я вернула, а сережки как-то завалялись.

– Он с кем-то загулял? – спросил Желтков.

– Его и на меня-то не хватало, – фыркнула Шикина. – Для серьезной сексуальной жизни он оказался непригоден. Потанцевать, пообжиматься, иногда слегка суметь он мог, но… прожитая с ним неделя меня от него отвадила. С сережкой-то чего?

– К кому надо я ее отнесу.

ПРОШЕДШИМ через открытую железную дверь туда, что обозначено вывеской над входом, как «Ремонт ювелирных изделий», Виктор Желтков спускается по лестнице и взирает через стекло на длинноволосого, поседевшего, увлекшегося лежащим журналом Михаила Карпунина.

– Да, Геннадьич, – протянул Желтков, – до пота ты на твоем стуле не урабатываешься. С журнальчиком-то.

– Чей это у нас голос, – не отрываясь от журнала, промолвил Карпунин. – С такими завистливыми модуляциями. Никак Виктор Петрович к нам погундосить пожаловал. А в руке у него сережка его крали. Ты протелофонировал мне, что с сережкой придешь.

– Мне кинуть ее тебе на журнал?

– Журнал «Твой дом», – пояснил Карпунин. – Он с картинками того, что предлагается. Штора римская Gardinia, коврик Velcoc Sparta, декоративная занавеска Home Deco. Аэрозольный освежитель воздуха Ambipur. Набор посуды – вятская керамика. Velcoc, Deco, Ambipur, а здесь вятская… делая свой выбор, ты бы руководствовался целесообразностью или патриотизмом?

– Из керамической посуды я не ем, – ответил Желтков.

– А освежитель воздуха в хозяйстве пригодится, – кивнул Карпунин. – Но он же забугорный!

– Это не патриотично.

– Что не патриотично? Прыснуть аэрозоли для рассеивания вони, не патриотично, а без продыха в ней сидеть, патриотично?

– Ты мне… чего не следует, не приписывай. И довольно с нас всего непредметного. Сережку осмотри.

ОСНАСТИВ глаз крупно увеличивающим приспособлением, Михаил Карпунин рассматривает сережку в деталях. Виктор Желтков с журналом перед носом сидит подле него.

– Стоящая вещичка, – промолвил Карпунин. – Украшения такого размаха ко мне заносят нерегулярно. Что в журнале?

– Электролобзик, – ответил Желтков.

– А под лобзиком?

– Аккумуляторная дрель-шуруповерт. Производства Японии. Их полицией для дознания, небось, применяется. Шуруп за шурупом вворачивается и слово за словом вытягивается. После четвертого шурупа я бы, Геннадьич, сдал тебя подчистую.

– А чего я натворил-то? – спросил Карпунин.

– В сговор со мной вошел. Нашептал мне, что тебе для подремонтирования оправы доставлен немеренный бриллиантовый кулонище, и ты, Виктор Петрович, в удобное время ко мне подъезжай и твое фальшивое ограбление совершай. Полагаешь, это я не всерьез?

– Какой же не всерьез, если мы вместе об этом задумывались, – сказал Карпунин.

– И почему же до сих пор не решились?

– А ты будто не знаешь.

– Чего же не знать-то, – пробормотал Желтков. – Знаю.

– Взаимовыгодно меня грабануть было бы можно, но к чему нам проворачивать столь рисковое дело, если мы награбим лишь бижутерию? Алмазные диадемы через мои руки не проходят.

– А что-нибудь рубиновое? – осведомился Желтков.

– Навроде скипетра российских государей? Девяносто шесть рубинов на нем. А на державе тех же царей рубинов уже сто двадцать три. В едином заказе на починку мне принесут, в неведении тебя не оставлю. Ты, как ветер, на автобусе ко мне – меня свяжешь, реликвии заграбастаешь… державу заберешь себя. Я обойдусь скипетром.

– Ты прибедняешься, – проворчал Желтков. – Не приносят ему почти ничего, ничего драгоценного никогда не приносят… я ведь сережку принес. Да и прочий народ, я убежден, что-то соответствующее подтаскивает. Неспроста же у тебя броши пропадают.

– Ты о той броши, которая у меня затерялась?

– Угу, затерялась…

– Я ее не украл! – вскричал Карпунин.

– Но с работы тебя выкинули! – крикнул Желтков. – Устроиться по профессии у тебя два года не получалось! У меня кризисные периоды идут нескончаемой чередой, но он, кризис, и тебя, Геннадьич, прижимал. Не встать перед тобой вопрос выживания, поехал бы ты со мной под Воронеж!

– Грибы и ягоды собирать, – усмехнулся Карпунин. – В сборщиках мы не ленились… наберем, сельскому оптовику ссыпем и на очередную ходку. С муравьиной заданностью.

ИМЕЮЩИМИ на брата по паре XXXL-корзин, Желтков и Карпунин в резиновых сапогах и нахлобученных кепках идут по сырому лесу – Карпунину идти несладко.

– Мы с тобой, как ссыльные, – пробормотал Карпунин.

– Как Ленин с Троцким? – спросил Желтков.

– У Троцкого была статья, – промолвил Карпунин. – В газете.

– У него и уголовная была. Он отбывал не уголовником, а политическим, но статья-то, наверное, из уголовного кодекса. А газетная статья, что тебе запомнилась, она о чем?

– О водке, церкви и кинематографе.

– Охватил он не узко… а название для статьи он какое подобрал?

– «О водке, церкви и кинематографе», – ответил Карпунин. – Это и есть название. Саму статью я не читал, но читал о том, что такая статья Троцким написана. Из вынесенного в заголовок лично тебе чего сегодня не достает?

– Водку я не пью.

– Ну, не об одной водке-то речь! – воскликнул Карпунин.

– В кино не хожу, в церкви не появляюсь, – сказал Желтков. – За что себе кланяюсь. Нажившие привычку посещать службы и премьеры, жизни в этой дыре не выдержат. Растоскуются и запьют.