Петр Альшевский - «Не сезон»

– Не терпится – ногами иди. До амбара… изолятора временного содержания.

– Меня в него не за что, – сказал Евтеев. – Общественный порядок не нарушаю, без документов по снежному бездорожью не бродяжничаю…

– Ты взят под подозрение, – заявил «Косматый».

– За что? – поинтересовался Евтеев.

– А так. Падла падлу морочит. На заднем плане разума… расплываются пятна. Превращая кого-то в кого-то еще.

– С тем же лицом, но с другими мыслями и чувствами, – промолвил Евтеев. – Паспорт вам показать?

– Этим ты уравняешь меня с легавым, а мне такие дела не по нраву. Я говорил об изоляторе временного содержания, но есть и штрафные, где я сидел на диете, на воде и хлебе, и меня не распирало… не могу не вспомнить.

В салон автобуса вальяжно заходит облаченный в яркое пончо художник-композитор Юпов.

– Шофер Дрынов, вижу, отсутствует, – сказал он. – Вы его не видели?

– Слишком широко спрашиваешь, – сказал «Косматый». – И да, и нет – ответ такой. При всем понимании нашего положения.

– При полнейшем, – сказал Юпов.

– Вроде того, – сказал «Косматый». – Но понимания много не бывает, и когда твоя голова барахлит, твоя воля тем более не должна позволять тебе распускаться. Ничего особенного я, кажется, не сказал. Ничего ужасного не происходит.

– Господин «Косматый» застрял в зоне турбулентности, – обращаясь к Евтееву, промолвил Юпов.

– О зоне мне не надо! – воскликнул «Косматый». – Не развивай!

– Прервусь, – кивнул Юпов. – «Косматый»… это уважительная кликуха?

– Деловая, – самодовольно произнес «Косматый». – Сявок с ханыгами подобными не награждают.

– Если намек на меня, – сказал Юпов, – то я, как созидающая натура, как художник и композитор, отмахиваюсь от него рукавом моего элегантного халата. И какими он расшит символами? – спросил Юпов у Александра. – Не масонскими?

– Не осведомлен, – ответил Евтеев. – Я приехал сюда погостить.

– Погостить?! – поразился «Косматый».

– К нам, сюда? – спросил Юпов. – Ну и где же вы намерены… у кого?

– У одноклассника, – ответил Евтеев. – Исследователя Брагина. У него домик на озере.

ВВАЛИВШИЙСЯ с улицы Брагин тяжело расстегивает огромную дутую куртку.

Сняв, он остается в вязаной кофте, не скрывающей того, насколько же у него узкие плечи и впалая грудь.

К Брагину осторожно подходит Вероника Глазкова, относящаяся к нему с любовью, не утруждаясь заботами, как по ухожу за своей внешностью, так и по приданию уюта казенному, наскоро сколоченному жилью.

– Сильно продрог? – спросила она. – Чайник я поставила, но можно чего и покрепче.

– Хочешь, чтобы я спился? – пробурчал Брагин.

– На кой это мне?

– Без основания некрасиво, а тут оно, – сказал Брагин. – Мой милый – пьянь, и кто меня упрекнет, если я не свяжу с ним свою судьбу… ты раздумала за меня выходить.

– А ты разве делал мне предложение? – спросила Глазкова.

– Сделаю. И любой твой выбор мужественно приму. Пожелаешь уехать – обратно в город тебя отпущу. Надумаешь остаться – попрошу создать мне условия для дальнейшей работы. Ты в курсе, чем я занимаюсь.

– Наблюдаешь, – промолвила Глазкова.

– Ну, естественно… сейчас ты меня уроешь. Скажешь, что я наблюдаю за тем, чего пока ни разу не видел. Брожу по озеру, заглядываю под лед и нисколько не продвигаюсь. Но зависит же не только от меня! И от него тоже.

– Твое чудовище ты не пропустишь.

– Не чудовище, а организм… не имеющий названия, не отнесенный к какому-то определенному виду – поэтому я и здесь. По заданию Академии Наук! Мне рекомендовали держать рот на замке, но тебе ради пользы дела я скажу, что ты, Вероника, обязана меня не сбивать, а всемерно содействовать, поскольку моя работа ведется по патронажем органов… питающих к ней интерес. Ведающих государственной безопасностью.

– Их покровительство налицо, – проворчала Глазкова. – Мы буквально жируем.

– А чего тебе не достает? Дрова у нас дармовые, пропитания нам навезли на месяцы вперед, навезут и на годы! Ты встревожилась?

– С тобой я все вытерплю, – сказала Глазкова. – Если бы еще иногда… куда-то сходить…

– В кабак? – осведомился Брагин. – В тот салун, что неподалеку?

– Километрах в трех.

– Ты в нем уже была? – спросил Брагин.

– Никогда я в нем не была…

– И я не был! – отрезал Брагин. – У нас с тобой перспективный проект! Мы заняты. Развлечения не для нас.

АЛЕКСАНДР Евтеев приближается к двухэтажному, единственному видимому в округе зданию. Оно из красного кирпича, у входа в него стоят большие сани – Евтеев слышит гул отдаленного взрыва.

Следом за ним близкое ржание.

Из-за здания выглядывает лошадиная голова.

Наморщив лоб, Александр Евтеев заходит внутрь и оказывается в неприглядном питейном заведении с барной стойкой и помостом для стриптиза, протираемым мокрой тряпкой официанткой, посудомойкой и стриптизершей Варварой Волченковой, которая, взглянув на Евтеева, бросила тряпку и горделиво пошла по лестнице наверх.

Сидящие за столом трое мужчин на ее уход не отреагировали.

Поворачивая шеями, они безмолвно смотрят друг другу в глаза – ветхий могильщик Иван Иванович, импозантный владелец салуна Дмитрий Захоловский и широкоплечий представитель государства Чурин.

Находящегося в салуне уже около минуты Евтеева для них словно бы не существует.

– Взрыв у вас планировался? – осведомился Евтеев.

Никто не ответил.

– Вам позволено мне отвечать? – спросил Евтеев.

– Моя лошадь не пострадала? – переспросил Иван Иванович.

– Она уцелела, но вы мне не ответили. У вас здесь нередко взрывают?

– Сначала ты спрашивал не об этом, – промолвил Чурин. – Ты заикнулся о том, что нам позволено, и я тебе скажу, что мне позволено немало. Я представляю здесь государство.

– И на какой из ветвей вы сидите? – спросил Евтеев.

– Каких ветвей? – удивился Чурин. – Я, что, шимпанзе?

– Я о тех ветвях, которые законодательная, исполнительная и судебная, – сказал Евтеев. – Вы на какой?

– Ни на какой, – ответил Чурин. – Я все вместе. Я – ствол. Ветки обломать просто, а я стою, меня не сдвинешь… ты заметил, что мы молчали?

– Намеренно? – спросил Евтеев.

– Чтобы больше друг о друге узнать, – сказал Иван Иванович. – В болтовне-то о себе чего только ни наплетешь. Захвалишь, раздуешь угольки крутизны – при безмолвном глаза в глаза наврать тяжелее, вся душевная нагота высвечивается. К нам не подсядешь?

– Я думал, у вас наливают, – протянул Евтеев.

– Разрешение заведение имеет, – сказал Чурин. – Выплату налогов я контролирую.

В салун заходит Игорь Семенов – худощавый мужчина в надвинутой на лоб кепке. Посмотрев на Александра Евтеева, взгляд на нем он не задержал.

Евтеев поступил так же.