Петр Альшевский - «Яйцо от шефа»

Гурышев. Ну и ублажили они тебя… думаю, от блаженства ни слова вымолвить не смогла. Анастасия. Бессловесным чурбаном я не застыла. О возрасте моей дочери им сказала, впрочем, без раздражения – откуда ему у польщенной женщины взяться. Но сигареты покупать надо, а для этого Катьку им привести. Она у магазина в наказание околачивалась.

Гурышев. А в чем она провинилась?

Анастасия. Ветеран со сникерсом.

Гурышев. Unforgettable…

Анастасия. Да, история незабываемая. Она выпрашивала сникерс, я сказала ей нет, и она шоколадку ветерану в карман пальто подложила.

Гурышев. Воровство, если что, на него.

Анастасия. Я стараюсь ее оправдать, но с трудом получается.

Гурышев. А что тут может быть оправдательного?

Анастасия. Наша бедность. Я не из-за того, что зубки она испортит, сникерс ей не купила.

Гурышев. Тогда не купила, а накануне, наверное, деньги были… чем сигареты себе покупать, ребенка бы шоколадкой порадовала!

Анастасия. Поэтому я слишком ее не ругала. Даже похвалила, что она мне лишь потом – не в магазине призналась. Знай я, что ветерана подставили, я бы не удержалась, с него на нас перевела.

Гурышев. И все бы посмеялись. Хитра девочка, ха-ха, и как она, ха-ха, додумалась деду в карман, а затем на улице подбежать и сказать: угости меня, дедушка сникерсом! О чем ты, внученька, никакого сникерса у меня… ох, внученька, глупости ты говоришь… здесь он у меня! Юная волшебница ты, детка! Забирай, конечно, забирай, ох, чудо-то какое! Но дед полез в карман не на улице, а у кассы – за кошельком.

Анастасия. Вытащил сникерс, машинально убрал обратно, погодите, что у вас за сникерс? – кассирша у него поинтересовалась. Ошарашенный ветеран не отвечает, кассирша поднимает скандал… ветеран, очухавшись, кричит, что сникерс не его. За сникерс платить он не будет.

Гурышев. Выложил бы его и пошел.

Анастасия. Он выложил. Кассирша поглядела и сказала, что такой сникерс принять не может.

Гурышев. Такой – это какой?

Анастасия. Пока он был в кармане, ветеран на нервах в лепешку его сжал.

Гурышев. Сильная кисть.

Анастасия. Из того, как он выглядел, у меня создалось впечатление, что до пенсии он каким-то рабочим ремеслом на жизнь зарабатывал.

Гурышев. Закалка, видно, серьезная.

Анастасия. После отказа смятый сникерс принять буча там заварилась… мы с Катькой ушли. Знаешь, что Катька на днях мне сказала? Относительно нашей торговли нашими собственными полотнами.

Гурышев. Посоветовала нам поберечься и на морозе не торговать?

Анастасия. Заботливость присутствовала, но в ином плане. Она сказала, что возле нас станет ходить и к нам зазывать.

Гурышев. На всю округу тонким голоском голося? Чтобы приведенные ею с нескрываемым презрением на нас смотрели?

Анастасия. Ты забываешь, что девочка она у нас довольно зажатая.

Гурышев. И как же она собирается народ к нам скликать?

Анастасия. Преодолеет себя.

Гурышев. Родителям помочь?

Анастасия. Она процент хочет.

Гурышев. Один?

Анастасия. Пять. Если благодаря ее взываниям к нам подойдут и что-то у нас купят, пять процентов ее.

Гурышев. Так она скажет, что любой покупатель к нам подошел, ее услышав. Чересчур много для маленькой девочки у нее набежит.

Анастасия. Да с чего набежит-то… думаешь, что с ее участием продажи у нас валом повалят? Весь Воронеж около нас столпится?

Гурышев. Столпятся-то запросто, а вот купят ли что… а с другими художниками какой договор заключим? Скликать будет к нам, а купят не у нас, а у них! Насчет процентов и с ними надо условиться.

Анастасия. Кто-то согласится, а кто-то…

Гурышев. Буйняковский согласится.

Анастасия. Кто-то нас пошлет и общайся с ним потом…

Гурышев. С таким человеком нормально общаться я не смогу. Пославшего меня я, возможно, прощу, но зажавшему долю, по всей справедливости нам причитающуюся, отношения со мной не восстановить! Девочка по морозу бегает, голосок напрягает, а он за это нашей семье ничего… как бы в драку я с ним ни полез.

Анастасия. Каждый день приходит и матершина, мордобой… отвращение меня чего-то берет.

Гурышев. Да. Видя подобное развитие, и начинать ни к чему. Мысль о привлечении Катерины мне сразу неудачной показалась. Ты с ней поговори, и пусть она и думать забудет зазывалой при нас быть.

Анастасия. Ее, как ты понимаешь, не горло на морозе драть привлекает.

Гурышев. У нее и без денег жизнь неплохая. Ты – ее мать и ты ее отговоришь.

Анастасия. Попробую сказать, что ее идея пуста в том плане, что никаких денег ей не прибавит. Нынешнее состояние общества у нас не то, чтобы на призывы повестись и картины у нас купить. Во всем городе картины интересуюсь человек пятьдесят, а они нас и без ее помощи стороной не обходят.

Гурышев. Поглазеть они с удовольствием. Обсудить стили, тенденции… предложишь что-то купить – засмущаются и к следующему творцу, с ним бестолково чесать.

Анастасия. Ты на них не дави, иначе даже подходить к нам перестанут.

Гурышев. Я и так до перенапряжения сдерживаюсь. Ради потенциальных покупателей я любезен, прилично одет… не в задрипанной шерстяной шапочке свой товар на их рассмотрение представляю. Про шапку я потому, что мужичка в ней увидел. Невзрачный мужичонка в петушке и жеваной куртке подошел к помойке, мусор в пакете выбросил, я бы о нем и не вспомнил, но когда я переходил дорогу, лексус передо мной разворачивался. И за рулем мужичонка в шапчонке! Мусор выкинул и в лексус залез.

Анастасия. Лексуса он, наверно, владелец.

Гурышев. А кто, шофер? Шоферы столь погано одеваться дозволения не имеют. Анастасия. А если угонщик?

Гурышев. Да и угонщик бы попристойней одеться озаботился. Что за отброс, товарищ лейтенант, лексус ведет… тут же ведь свистнут и тормознут. Как ни верти, а такой рваниной только хозяин руль крутить может.

Анастасия. Из людей искусства он, думаю. Они за собой не особо… я об отмеченных Богом говорю.

Гурышев. Я с дырой на боку не хожу, нижнее белье меняю, типичный человечек, которого Бог не поцеловал.

Анастасия. Забавный ты мой и любимый… корабль, что носом в волну.

Гурышев. Затопит меня?

Анастасия. Прорвешься.

Гурышев. Сквозь плеск воды до меня… не ослышался.

Вслед за шагами распахивается дверь и в комнату заходит долговязый, напряженный, довольно древний Петр Игоревич Гурышев; с ним пожаловала полувековая, подстриженная под мальчика Елена Константиновна Лыбова.

Гурышев. Чего, отец? Оленя выслеживаешь? Натянутый весь какой-то.

Анастасия. Не тесть, а струна.

Гурышев. И кто же на ней, ты думаешь, играет?

Петр Игоревич. (Лыбовой) В тебя струю яда он выпустил.

Лыбова. Основной перепалки нам не миновать, но разогреваться перед ней мне не хочется.

Петр Игоревич. Нравственные установки он топчет! Отца ни во что! Про оленя тут брякнул…