Soverry - Виноватый с вином

Дионис кивает, улыбается одним уголком губ и кивает.

– Трою помнишь?

И требуется время. Было словно вчера, но детали ускользают. Гермес ответа не ждет, продолжает прямо так:

– Нашли виновницу. Заперли в Тартаре – ну тут ничего особо интересного. Зато Дита ходит с таким важным видом, будто все мы не стоим и ногтя на ее пальце.

– Никогда бы не подумал, что ты записался разносить сплетни.

– Эй, – Гермес тычет клюкой ему в бок. – Это не сплетни, а самая свежая и достоверная информация. Из первых рук.

– Охотно верю.

– Ты вообще сам спросил.

Короткая усмешка – вот и весь ответ. Ничего нужного – а нужное сейчас почему-то лишь с одним богом связано – Дионис все равно не услышал, а поддерживать болтовню ради болтовни не хочется.

На Олимп он возвращается не пристыженным за свои затянувшиеся прогулки на земле. Он возвращается помпезно и с широкой улыбкой.

– Нужно закатить пир по этому случаю! – заявляет сразу же, как только замечает Зевса. Тот выглядит мрачным, сразу видно, что выходки Ареса не проходят мимо, но все же выдавливает из себя доброжелательную улыбку.

(Наверное, Дионису повезло чуть больше, чем брату. Пускай и не настоящие, но хоть какие-то улыбки ему доступны. Бог войны не достоин даже этого.)

– Хорошо, что ты больше не бродяжничаешь, – спокойно и несколько покровительственно говорит Зевс. Не обнимает, не хлопает по плечу. Лишь смеряет взглядом. – Твое место здесь, не зря же я удостоил тебя чести быть олимпийцем.

И он просто проходит мимо.

Дионис зачем-то склоняет голову, чувствует укол стыда, но не подает вида, как только поднимает голову и оборачивается. Дита сжимает его в объятиях, в щеку целует – и это тот самый теплый прием, пускай даже не искренний, на который он и рассчитывал. Этого достаточно.

– Всем вина! – громко заявляет он. – Сегодня ночью мы будем пировать, как давно не пировали!

– Да-а, – тянет Дита, повиснув у него на плече, – без тебя и правда здесь стало… – делает паузу, будто специально подбирает слово поделикатнее, – однообразно.

Он прядь волос заправляет ей за ухо и подмигивает.

– Тогда хорошо, что я вернулся, правда?

В губы ее целует коротко, выпутывается из ее рук и ускользает. Любой пир еще необходимо подготовить, а не только объявить, поэтому дел предостаточно.

Никто не спорит, не отговаривает. Не пытается переубедить, чтобы он отказался от идеи. Судя по усталому взгляду Афины, они все нуждаются здесь в хорошей пирушке. Жаль только, что все менады остались на земле, но его быстро окружают услужливые нимфы, согласные и с подготовкой к пиру помочь, и выслушать, и целоваться до самого рассвета.

Приходится признать: как бы Дионис ни скучал по своим менадам, нимфы нисколько не хуже их.

И все же заменять одних другими он бы не стал.

Дита вьется вокруг, оказывается рядом будто случайно, и ему хочется бросить что-то едкое, спросить, почему у нее с Аресом разногласия и от того ли это, что Зевс больше не смотрит на него и осуждает каждый его шаг; но то ли дело в скуке, то ли в том, что с Дитой у них всегда были достаточно спокойные и ровные взаимоотношения, да только в итоге он ничего не говорит.

Мысленно только надеется, что ей все быстро наскучит, что она ускользнет куда-то, а ему самому удастся сбежать.

Сбежать, чтобы мимолетно увидеться с Аполлоном.

Странным это желание совершенно не кажется. Он со всеми виделся так или иначе, разговаривал с ними и будто случайно встречался в разных городах в мире смертных.

Аполлон словно исчез в воздухе, и он замечает это. Замечает, ничего с собой поделать не может и просто высматривает его.

– Ты сосредоточеннее, чем обычно, – насмешливо говорит Дита, заваливаясь рядом на подушки. Протягивает ему чашу, которую он берет совершенно на автомате, не сразу даже понимая, что делает. Льет туда вино из кувшина и смотрит хитро. – Неужели в воздухе чем-то запахло?

– Только вином, – отзывается Дионис.

Делает глоток, потом еще один. Отставляет чашу и переводит взгляд на Диту. В ее глазах азартный блеск, а может, все дело банально в вине. Он видит: она далеко не первый кувшин осушает, несмотря на то что до наступления темноты еще есть время. Несмотря на то, что еще никто не собрался толком, кроме них двоих, нескольких нимф и снующих туда-сюда чашников и чашниц, расставляющих нектар, амброзию и вино в строго заведенном порядке (ему бы сильнее понравилось, будь в этом больше творчества и спонтанности, но на Олимпе все меньше чего-то неожиданного и все больше строгости и скуки).

– Неужели я скрыл бы от тебя, если бы произошло что-то интересное? – спрашивает он, чуть наклонившись ближе, и подмигивает.

Похоже, ее такой ответ устраивает.

По крайней мере, она улыбается и довольно кивает, не разрывая зрительного контакта.

– Тебе стоит присоединиться к моей компании как-нибудь там, внизу, – продолжает он.

– С удовольствием приму это приглашение. Не обещаю, что скоро, но обязательно.

И больше никаких странных вопросов она не задает. Ну или он просто перестает обращать внимание, потому что олимпийцы медленно начинают собираться, в какой-то момент Дита упархивает перекинуться парой фраз с Афиной. Скорее всего, чтобы выяснить, не встречала ли та где-то неподалеку Ареса, но Дионис их не слушает, Дионис даже в сторону их не смотрит.

Есть не хочется, а вино не лезет в глотку. Одна из нимф тянет его танцевать, и он откровенно врет, когда сообщает после первого круга, что у него кружится голова и ему бы отдохнуть. Зачем-то даже обещает вернуться попозже, хотя прекрасно знает, что вряд ли вообще этим вечером найдет ее.

Этим или следующим.

Аполлона все же находит. Сидящим в садах и наблюдающим за звездами, но находит.

– Я слышал, что ты вернулся, – первое, что он говорит, когда Дионис подходит, останавливается чуть в стороне у одной из колонн, но так почему-то и не решается заговорить. Аполлон оборачивается, улыбается одной из своих грустных улыбок и кивает в сторону неба. – Звезды сегодня ужасно яркие, не заметил?

Хочется сказать какую-то глупость, но в голову ничего толком не приходит. Возможно, все дело в том, что в нем слишком мало вина, вот и глупости все куда-то испарились.

Аполлон ладонью хлопает рядом с собой, приглашая присесть, и сначала Дионис какое-то время сомневается. Будто прикидывает, нужно ли ему это, а потом все же подходит и садится.

– Помнится, ты обещал как-то прийти посмотреть один из моих спектаклей.

Со стороны кажется, будто лунный свет обрамляет его лицо, и Дионис ничего с собой поделать не может. Смотрит и не может не смотреть.

– И я приду, – обещает Аполлон. – Обязательно приду, когда пьеса будет подходящая.

Они пересекаются взглядами всего на мгновение. Дионис чувствует себя несколько глупо, но все же прочищает горло, улыбается широко и говорит: