Soverry - Виноватый с вином

Дизайнер обложки CADIVUSART

Редактор Анна Голикова

Корректор Анна Голикова

© Soverry, 2021

© CADIVUSART, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0053-5564-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нам не быть ни в одной вселенной; может, они будут удачливее.

Олимп блистателен, как и всегда.

В солнечные дни, когда Гелиос едет на своей колеснице и сияет-сияет-сияет, облаков почти нет, а кругом так много света, что он заставляет щуриться, не позволяет разглядеть все то, что происходит вокруг. В солнечные дни – такие, как сегодня, – Дионис прогуливается по Олимпу неспешно, и пить практически не тянет.

Он еще молод, пожалуй, даже слишком наивен для большинства олимпийцев. Мальчишка, который до сих пор полностью не осознал всей своей божественной мощи; мальчишка, который распоряжается ею неправильно, неосознанно и на уровне природных инстинктов, которые так часто его подводят.

Это заметно в его взгляде, в походке, в каждом движении. Он так мало здесь пробыл, так мало успел увидеть и совсем ничего не успел понять, что наивность сквозит в каждом жесте. Наивность, бешеная жажда жизни и энергия – все то, что было у других, взошедших на Олимп ранее; все то, что будет у других, грядущих, – то, чем так ярко отличаются молодые боги от древних. От тех, на кого они клянутся быть непохожими. От тех, кем они потом становятся сами, не отдавая себе в том отчета.

Гера смотрит на него с нескрываемым презрением. Он знает, он видит это; лишь улыбается и машет ей. Машет, но все равно не подходит, прекрасно зная, что сердить ее без толку, а раздраженной она лишь хуже, чем обычно. Не то чтобы мачеха – а она терпеть не может, когда он ее так называет, – вообще ему нравилась. Она отворачивается от него демонстративно, Дионис себе под нос фыркает. А ведь его предупреждали, что здесь все не так радужно и прекрасно, как может показаться на первый взгляд. Он жмурится от солнца, будто случайно меняет собственный маршрут, чтобы не оказаться рядом с мачехой, и просто наслаждается днем.

В конце концов, пока они не пытаются все друг друга задушить, день даже можно назвать хорошим, ведь так?

Пока они не вгрызаются друг в друга и не выворачивают внутренности, проверяя границы своей божественности. Пока сосуществуют в иллюзорной гармонии, поддерживая хрупкий, но столь необходимый мир.

Дионису до многих олимпийцев просто далеко, ему кровожадности не хватает. Ему не хватает временами двойного дна во взглядах и словах. И все это выдает в нем юность, неокрепший ум – а вместе с тем и большие надежды. Пожалуй, даже слишком большие.

– Если ты все еще среди нас, то у Геры хорошее настроение, – усмехается Гермес, приземляясь рядом в своих крылатых сандалиях. Брови многозначительно вскидывает. – Слышал, что он сделала с собственным сыном? Страшная женщина наша царица.

У Гермеса смех звонкий, а во взгляде что-то такое непонятное. То самое – олимпийское. То, к чему Дионису еще надо стремиться. То ли хитрость, то ли знание чего-то большего.

– Отец сказал, что мое место здесь, – произносит он в ответ. – Царица она или нет, но вряд ли может с ним спорить.

– А ты мне нравишься, – насмешливо продолжает Гермес. – У тебя есть все шансы остаться с нами навсегда. И продолжать раздражать нашу царицу.

Гермес подмигивает хитро, а Дионис понимает отчетливо – вот то самое, чего ему не хватает. Хитрости и откровенной насмешки над всеми. Две самых главных составляющих, имея которые, Дионис мог бы плевать и на Геру, и на распри отца с его женой, и на всех остальных. Обзавестись бы ими, и как можно скорее, но он эту мысль отметает, не дав ей толком сформироваться в голове. И все же он делает себе пометку на будущее – не верить всему, что слышит. Особенно не вестись на улыбку, коих у Гермеса всегда в избытке.

Их нельзя назвать друзьями. В конце концов, какая вообще дружба может быть на Олимпе – на вершине власти, которая дурит голову и ослепляет намного хуже, чем лучи Гелиоса. Но Гермес выглядит дружелюбно, а Дионис при себе все равно ничего ценного не носит, так что они – на правах ненавистных пасынков – держатся вместе. Настолько, насколько вообще можно держаться кого-то на Олимпе.

– Прошел слушок, что у отца очередная любовница беременна, – будто случайно роняет Гермес. – Вот она и раздраженная такая.

Дионис хмыкает.

– Разве твоя задача не доставлять все новости ему?

– О, так я уже доставил. А если он знает, то разве это уже новость?

Дионис молчит, что червоточина у них общая. Видимо, отцовская, иначе никак. Но эти легкие насмешки помогают проживать очередной день. И плевать, как на самом деле к ним там относится Гера.

По меркам местных богов он слишком мало времени еще пробыл на Олимпе. По меркам местных богов он еще слишком наивен и глуп. Дионис щурится от теплого солнца, Дионис еще не знает, что такое муки страданий. Злость Геры кажется ему смешной и глупой. Распри отца и дяди кажутся ему беспочвенными.

И все в этом мире еще так молодо и полно жизни, что и жаловаться не стоит.

По вечерам они все встречаются за столом, пьют и едят. Выражение лица Геры только не меняется, Дионис временами смотрит в ее сторону и натыкается на колкое презрение и плохо скрываемое раздражение.

– Не обращай внимания, – говорит ему Гермес, запихивает несколько крупных виноградин в рот. – Она еще никого с распростертыми объятиями не приняла. Даже своего собственного сына она не любит.

И в этом он, пожалуй, даже не врет, чтобы Дионису было легче.

За весь вечер Арес даже не удостаивается взгляда со стороны своей матери. Дионис смотрит на него и пытается разглядеть схожести. Достаточно взглядами пересечься, чтобы понять – не то и не там он ищет. Он салютует Аресу, но тот цедит что-то раздраженно в чашу.

Дионис по губам угадывает лишь «я хотя бы не сын шлюхи», Дионис улыбается так, словно его все это не задевает. Гермес локтем толкает его под ребра.

– Старина Арес сегодня не в духе.

– Как будто бывает иначе, – бурчит себе под нос Дионис.

– И то верно, – Гермес пожимает плечами и откидывается на спинку стула. – Мы все тут в некотором роде не в духе, понимаешь, о чем я?

А он тянется за вином. Льет полную чашу и смотрит за тем, как темная жидкость течет. Дионис молчит, что это завораживает. Дионис молчит и не говорит, что вообще не может представить себе Олимп без вина. Все именно так и было. До его появления.

До появления очередного бесполезного ребенка, как сказала Гера.

– Я понимаю лишь то, что нам с тобой нужно выпить, – отзывается он и протягивает полную до краев чашу Гермесу, часть расплескивает, но не замечает этого, а тянется за другой чашей. Льет-льет-льет в нее до тех пор, пока и она не наполняется до краев.