Александр Погодин - Молодые люди

«Нынешнее общество вместо трезвой зрячести выбирает уютную слепоту, позволяя себе думать, что все обустроится само собой, и что их участие не сыграет роли в решении общих проблем. Человек сознательно отворачивается от собственной свободы – менять что-то вокруг себя, меняться самому. Однако человек не может отказаться от свободы, как не может отказаться от смерти. Все мы смертны, следовательно – свободны. Что значит свобода в анархическом понимании? Это значит, что в жизни нет единственно верной торной дороги, нет готовых решений, нет никаких гарантий и предписаний. Жизнь принадлежит мне, и все, что в ней случится, зависит от меня. Я отвечаю за все.»

– Вот то, о чем я хотел рассказать вам сегодня, а теперь давайте дискутировать, – сказал Александр Карлович, и после аплодисментов начались вопросы, реплики и рассуждения. Говорили умно, ссылались на книги, о которых я никогда прежде не слышал, но чем дальше все это длилось, тем более отвлеченным от реальности становился разговор. За время лекции у меня тоже назрел один вопрос и, поборов стеснение, поднял руку:

– Вот вы говорили, что студенчество всегда было мощным двигателем революции и социального прогресса. Как вы считаете, сейчас – тоже?

– Меня часто об этом спрашивают, – сказал Сиверский с усмешкой. – Что ж, надо признать, что очень многие молодые люди сегодня страдают преждевременным старением души. Нельзя винить их за это, ибо они стали жертвами тоски, безысходности и безразличия ко всему, которые разлиты в воздухе уже много лет. Многие убеждены, что перемен к лучшему просто не бывает. Однако не вся молодежь такова, иначе мы не собрались бы здесь, да еще и в таком количестве. Конечно, следует понимать, что мы – одиночки. Но стоит помнить, что именно с тихих, малочисленных протестов, пусть и обреченных на поражение, начинаются массовые сдвиги в обществе. Так, например, было в СССР в 1968 году, когда митинг семерых человек, с последующим их арестом и принудительным психиатрическим лечением ознаменовал собой начало диссидентского движения. Что-то похожее, вероятно, будет и в следующий раз.

– Короче, тебе эти идеи не близки, – сказал Кос. Занятия окончились, и мы уже подходили к сквоту – там снова собиралась тусовка.

– Как раз нет. Многое из того, что он говорил, было и про меня. Но вот весь этот революционный пафос давно сдулся, мне кажется.

– Где там пафос-то был?

– Ну, когда он о протестах говорил…

– Это не пафос. Это всего лишь факты истории за которыми есть общие закономерности..

– Ладно, может быть.

Мы свернули в узкий мрачный переулок, ведущий во двор.

– Как тебе Маринка?

– Симпатичная… и дреды у нее классные. А где она учится?

– В художественном.

Народу собралось уже меньше, чем в предыдущий раз.

– Здорово всем! – сказал Кос. Откуда-то сбоку появилась Маринка.

– Ну вы и до-олгие! – сказала она.

– Я тоже рад тебя видеть, – сказал Кос. Они обнялись. Затем мы с ней обменялись приветами.

– Чего делаете? – сказал я.

– Покушение на царя готовим, – сказала Маринка.

– Ну так что мы решили? – вернулась Марина к неведомой мне теме, – все идут завтра?

– Да, да, – раздалось. Некоторые вовсе не обратили внимания, продолжая говорить о чем-то своем.

– Отлично. Значит, собираемся в двенадцать там, возле Адмиралтейства.

– Ага.

– Чувствую, опять кого-то скрутят…

– Да брось, нормально все будет! – сказал Кос.

– Ага, ты и в тот раз так говорил! Я тебе потом спальник через весь город тащила…

– Романтика, че…

– Извините, что вмешиваюсь, – сказал я, – но… куда вы собираетесь в двенадцать?

– На митинг, – объяснил мне крепкий короткостриженый парень, с забитыми наглухо рукавами. Не помню уже, как его имя.

Я уселся на диван и развесил уши в ожидании подробностей.

– Весело будет, – сказала Марина. – Завтра еще белые идут, так что не расслабляйтесь…

– Белые? – сказал я, издав смешок.

– Да. Что смешного?

– Ничего. Кто такие? чем знамениты?

– М-м… короче это все, кто за царя-батюшку. В связи с чем они пользуются прикрытием полиции и могут творить беспредел против нас. Котька тебе потом подробнее расскажет. Главное – ты должен быть с нами.

– Почему?

– Потому что! – был женский ответ.

– А если я не буду с вами?

– Значит ты обывала… короче, решай сам.

– То есть вы себя считаете какими-то исключительными?

– Я считаю, что подавляющее большинство в нашей стране умеет только терпеть. А вот иметь твердые убеждения и уметь отстаивать их – это вряд ли, – сказала Марина.

– И чего же ты хочешь добиться при таком «оптимистичном» настрое?

Надо признать, что ее слова стали для меня пощечиной. Никаких твердых убеждений у меня не было.

– Да не обращай внимания, у нее просто ПМС, – махнул рукой Кос.

– Ах ты козленок! – возмутилась Марина и сцепилась с ним.

– Э, ну хватит вам! Потом в свои брачные игры доиграете! – сказал кто-то.

Мое внимание привлек сидевший возле края стола субъект, который не вымолвил ни слова за время моего присутствия, а только наблюдал и иногда ковырял большим пальцем по треснувшему экрану своего телефона. А главная странность – на этом субъекте были черные очки.

– Ты чего в очках? – спросил я, – здесь вроде и так не светло.

Субъект повернулся ко мне и, вздохнув, снял очки.

– Так лучше? – угрюмо спросил он. Мне стало неловко, ибо под глазом у него лиловел внушительный такой фонарь.

– Прости…

В это время кто-то взял гитару:

Через некоторое время все начали понемногу расходиться.

– Ой, чуть не забыла! – воскликнула Марина, выволокла из-под стола свой синий матерчатый рюкзак и достала какую-то книгу.

– Держи, – сказала она Косу, – тут много картинок и мало буковок, тебе понравится!

– Спасибо, солнце.

Это была небольшая энциклопедия по авангардному искусству. Картинки там были и впрямь хороши.

– А это у тебя зачем? – спросил я, показывая на полость рюкзака, которая была обшита фольгой.

– Подрастешь – узнаешь, – сказала Марина. Хотя и так было ясно, что к чему.

Чудом успел в общагу за две минуты до закрытия. На вахте никого не оказалось, поэтому я проник внутрь без всяких препирательств.

Наощупь пробрался к своей кровати, споткнувшись о деревянный стул, внезапно выросший на моем пути.

Сна не было. Слишком много впечатлений за последнее время. Я смотрел в темноту и вдыхал затхлость комнаты. Илья периодически что-то бормотал во сне.

Дверь легонько скрипнула, в комнату проник бледный свет – фонарик телефона. Виталик освещал дорогу до койки. Он был явно не один.