Элизабет Гафри - Если меня не станет… Прощаясь – помни

– На, Викуля, я тут… – ласково сказала она и в этот момент увидела меня.

– Я его убью! – прошептал я и пулей вылетел из дома.

– Камиль, – закричали мама с бабушкой. – Камиль, вернись! Мама выскочила на крыльцо, услышав, как я вывожу мотоцикл из гаража.

– Камиль, – кинулась она ко мне, – не надо, сынок. Не надо. Да и куда ты на ночь глядя, родной?!

Я не обратил на неё никакого внимания и уже завёл мотор, когда на крыльцо вышла бабушка, и в этот же момент мама осела на землю.

– Мам? – испугался я. – Мам? Рядом разохалась бабушка. Я быстро заглушил мотор и, поставив мотоцикл на подножку, кинулся к матери.

– Мам, что с тобой?

Мать держалась за сердце и была бледнее мела.

– Сердце, Камиль. Корвалол, мне нужен корвалол.

Бабушка опрометью кинулась в дом, а я подхватил мать на руки и понёс ее следом за бабушкой.

– Скорую вызывать бесполезно, – констатировала бабушка, – пока доедет… Мать выпила предложенный ей корвалол и немного расслабилась.

– Обещай, что не поедешь домой, родной, – тихо попросила она меня.

– Как ты, мам? Тебе лучше?

– Мне лучше. Но обещай, что не поедешь! – Хорошо, сегодня не поеду, но так не оставлю.

– Сынок, не надо. Я все уже решила. Мы разведемся. И пока переедем к маме. Ты все равно с сентября будешь жить в общежитии. Я пока у мамы, а когда развод оформлю, то квартиру поделим, и я куплю что-нибудь в Смоленске.

– Мам, этих денег не хватит даже на комнату в Смоленске. Ты должна это знать.

– Ну, значит, куплю у нас, а поднакоплю – и перееду. Не переживай и не делай глупостей, ладно?

– Хорошо, – согласился я, но в душе ещё не успокоился. Я все равно этого так не оставлю. Как он вообще посмел на мать руку поднять? Конечно, легко обижать беззащитных. А если бы я был дома, он бы даже не посмел подойти, сволочь.

Как же я был зол! Но время шло, мама немного пришла в себя, но попросила побыть с ней, пока не уснёт. Я разрывался на части. Мика, должно быть, с ума сходит. Ладно, придётся пока побыть с мамой, а завтра я съезжу к Мике.

Что значит судьба и как важен случай…

Он может повернуть все как можно лучше, а может разрезать жизнь на грани до бездны и уже в ней. У меня теперь не было беззаботной жизни, не было той весёлости, которая всегда была присуща мне. Моя жизнь разделилась на до и после. Я резко повзрослела.

С Игорем я не разговаривала и не шутила, больше не позволяя себе с ним смеяться. Он после того случая даже попытался наладить контакт и попросил – очень скупо – прощения. Мол, не увидел, не разобрал, обознался. То, что он избил Ленку до полусмерти, в расчёт не брал, но подумав, что я ей навредила, решил убить меня.

Наше общение свелось к нескольким фразам за день: привет, предупреждение, если он собирался в город. Наверное, он понимал, что потерял меня, как и моих родителей. Поэтому не лез в душу и пытался сохранить то, что осталось.

Ленка потихоньку приходила в себя. Игорь ползал у неё в ногах, сам съездил в город за лекарствами. Набрал продуктов и сладостей для неё, любимой. Она сначала тоже не разговаривала с ним, но по мере поступления вкусного и обязательного для неё алкоголя она оттаяла и стала с ним общаться. Правда, не забывая при этом вить из него верёвки. Так она все-таки объяснилась с ним насчёт Жеки и выпросила, как только сойдут синяки, сходить к нему поговорить. Уж не знаю, что она ему пообещала за такое, но он сам лично отвез её к Жене, и она вернулась оттуда сияя, как медный пятак. А я по-прежнему не хотела с ней ничего обсуждать. Она пыталась общаться со мной, но я только слушала. Как раньше быть не может.

После всего произошедшего в доме у соседа домой я не пошла. Наведалась к тёте Гале. Оказывается, Сашке тоже очень сильно досталось. Как и у Ленки, у него заплыл глаз и на полщеки красовался синяк. Ленке Сашка был совершенно не нужен, и она по обыкновению воспользовалась слабостью мужика. Они вообще сходили с ума при виде Ленки, а я все никак не могла понять почему. Ну что в ней такого, что нет во мне? С ней хотели встречаться, защищали и прятали её, кидались в драку, а меня только оберегали. Хотя грех жаловаться, Мишка меня тоже от Штыка спасал и дрался с ним. Камиль тоже со Штыком схлестнулся, так что зря я это.

Но тогда мне было всего пятнадцать, и я очень многих вещей не понимала в силу своего возраста. Что пришло потом, много лет спустя, и все, что не понимала тогда, я смогла объяснить позже.

Нормальные отношения после всего у меня остались только с тётей Галей. Так, вместе с ней мы на следующий день похоронили моего любимого алабая. Этого я не могу простить Игорю по сей день. Можно было оглушить, связать, но он перерубил лопатой шею и оставил лопату торчать ещё в живой собаке. Второй пёс успел спрятаться, и Игорь его не тронул, а алабайчик кинулся на защиту хозяев. Я проплакала полдня, тётя Галя с Сашкой меня еле успокоили. Собаки – это моё сердце, моя душа. Я выросла с собакой, и для меня они во многом были лучше людей. Галя нашла мне валерьянки, Саша заварил чай. Я в этот день почти не разговаривала. И провела его у тети Гали до самой ночи. Поэтому о том, когда уехал и приехал Игорь, я не знала, пока не увидела лекарства, конфеты и пряники. Но ни к чему из этого я не притронулась. Никто не помог мне с перевязкой коленей и даже не спросил, что у меня с ногой.

К вечеру следующего дня Игорь пришел чинить побитые стекла. Купил в городе. Сашка ему помог, но всё молча. Этот день я тоже провела у Гали. Они не донимали меня разговорами, а я была им за это очень благодарна. Совершенно чужие мне люди кормили меня и поили, а я за это начистила им огромную гору чеснока. С Сашей у нас были напряженные отношения, и мы с ним почти не разговаривали. Только тетя Галя суетилась вокруг меня.

В этот день Камиль тоже не появился. Но о том, чтобы попросить Игоря съездить к нему, не могло быть и речи. Поэтому я тихо сходила с ума от тоски и волнения. Все эти события очень сильно отразились на моем настроении, я почти не ела и ни с кем не общалась. Стала уходить в рощу или была у тети Гали. Теперь все заботы об огороде, яблоневом саде и животными легли на плечи Игоря. Мне вдруг стало все равно, что он подумает, скажет и сделает. Даже воду в баню я натаскала только на себя, и Ленку, как раньше, даже не позвала. Захочет помыться, пусть Игоря просит, а я не нанималась. За эти три дня я не сделала ровным счётом ничего. С утра пыталась порисовать, но чем дольше не было Камиля, тем мрачнее были мои пейзажи. Хотя, как назло, солнце светило ярко и на улице стояла жара. На четвертый день я встала раньше всех, тихо оделась, взяла щётку с пастой и вышла. Мне так нравилась эта утренняя тишина, когда ещё все спят, а в лесу уже ожили птицы. Когда ночной туман отходит, оставляя капли росы на траве. Я сняла шлёпанцы и босиком пошла по мокрой траве. Как же было приятно ощущать эту прохладную влагу на коже, пропуская травинки между пальцев. Кстати, рана, как ни странно, заживала очень быстро. В тот день тётя Галя обработала мне ногу, когда я, хромая, доковыляла до её дома. И сейчас я уже почти не хромала. Поэтому смогла в полной мере насладиться прекрасным утром. Колени еще были перевязаны, так как свезла я их очень сильно. Да и припухли. Галя говорит, что ссадины на коленях заживать долго будут, поэтому она дала мне какую-то мазь, чтобы шрамов не осталось и быстрее проходило. Вот и мажу с утра и вечером. Игорь видел мои манипуляции, но ни разу не спросил, что со мной. Урод. Интересно, я всегда была ему безразлична и он только разыгрывал перед родителями спектакль или у него благодаря Ленке мозги помутились?