Владимир Лебедев - Путешествие

Разговор не клеится. Единственный, кто говорит по-русски, это лысый архитектор. Говорит он медленно, как бы выцеживая слова сквозь зубы. Мне не интересен его профессиональный разговор.

– А где мой проспект? – он хочет показать в нем свои осуществленные дома…

Как скучно слушать, какие перипетии приходится преодолевать при постановке памятника! Совсем, как у нас! Козни генерала, считающего свое мнение законом для всех! Я смотрю на этот по-женски очерченный рот, этот лысый старик напоминает мне холостяка-архитектора из далекого Благовещенска, сухаря-аскета, у которого осталась одна лишь привязанность к жизни – архитектура. Старик говорит, улыбаясь своим мыслям, они обгоняют его речь и отклоняются от нее.

– Вы руководитель мастерской? – спрашивает его одна

из девиц.

– Да, у меня небольшая мастерская, человек 20.

– И вы успеваете работать сами?

– Я постоянно работаю. То один проект, то другой. Отец приучил меня работать в детстве…

Это обращение к детству производит на меня действие легкого дуновения. Так, порой в атмосферу сумрачного холодного зимнего дня, где снуют сердитые прохожие в шубах, пальто с поднятыми воротниками, в надвинутых глубоко на глаза шапках… врывается из распахнутой двери розовощекая девка с ведром в одном халатике, с голыми руками и ногами в клубах пара – и… мрачные насупленные лица расправляются, возникают улыбки…

– просто не верится! – не успокаивается девица. – У нас – это невозможно! Просто нет времени для работы!

План, сметы, административные обязанности!..

О санкта симплицитас! она готова все выболтать!

Я пытаюсь наладить как-то контакты с Тьером. Говорю о роде своей деятельности, выставках. Он сообщает мне известное: говорит о международной выставке цветов на берегу Дуная, говорит о ярмарке… Его мало интересует это и моя личность. Чтобы не показаться слишком узким специалистом спрашиваю его о художественных выставках в Вене. Он дает мне программу художественных мероприятий Вены. Тут все «Alles ist hier 35 35 Всё здесь. .» Листаю программку… Хватаюсь за знакомое имя: «Дюрер». Обрадовано спрашиваю: «А где находится «Альбертина-галери?» Он вынимает толстую пушку-карандаш, берет план Вены и жирным кружком обводит место: «Hier 36 36 Здесь. ».

– А где же мой проспект? – уже который раз спрашивает мой милый благовещенский архитектор.

Проспект ищут по стопам, но его нет…

– Может, Роман его взял, – говорит кто-то задумчиво. —

Уж, очень он его внимательно смотрел…

– Это Альтшулер?

– Да.

– А где он?

– Не знаю. Ушел… Действительно! Куда он скрылся?

Нет Тани и Виктора…

– Пойди, поищи его, – говорит мне Иван Алексеевич.

Не думаю, что мне удастся найти его. Но все же поднимаюсь и иду. Какой его номер? Не знаю. Спрошу-ка у Тани. Они все время ходят вместе… Я в лифте. Превосходно ходят! Бесшумно. В кабине нет двери! одна лишь шахта с дверьми. На стенах нет ни табличек, ни надписей… лишь расписание завтраков, обедов и ужинов. Вот третий этаж! Стучу в номер. Приходится ждать! Наконец, дверь приоткрывается, и сквозь щель просовывается Танина мокрая голова и ее голые плечи.

– Ты не знаешь, где Роман? – спрашиваю я.

– Нет. Наверно, пошел гулять…

Ее глаза благожелательно смотрят на меня. Или… мне так кажется… – Довольно утомительная встреча…

– Да. Я решила принять ванну. Неловкая пауза. Я должен что-то говорить. Я знаю, другой на моём месте нашел бы слова, они лились бы потоком, все было бы легко и естественно. Он втиснулся б в номер, и его не мучила эта скованность. Не стоит насиловать свою натуру! Учиться на Дон Жуана уже поздно! Единственное, что у меня получается: это соблюсти вежливость.

– Извини…

– Ничего.

Я спускаюсь вниз. Встреча уже завершилась. Все стоят, чтобы тотчас же разойтись. Архитектор, которому я так и не нашел его проспекта, приглашает к себе домой, посмотреть диапозитивы его строений.

Наши девицы, испросив у Васи разрешения, с радостью соглашаются. Места в машине полностью заняты. Все незаметно растекаются куда-то.

Остаются: Марина, Шура, ее подруга и я.

Отблеск вечернего неба еще не успел погаснуть, а огни реклам горят во всю. Это мгновенное состояние двойного равного освещения делает все праздничным и волшебным. Еще момент и.. этот чудесный эффект исчезает. Ночная Вена. Ночная Вена. Какая она?

– Володя, ты уж держи нас под руки, время позднее.

Я беру Марину и Шуру под руки.

– Мой Вася всегда говорит в таких случаях: «идем самоварчиком», правда. похоже?

Шура по-детски вытягивает слова и заканчивает фразы улыбкой. Это ее привычка.

– Ты наша опора и надежа.

– Ничего страшного. Не думаю, что на вас будут…

нападать (хорошо, что не сорвалось: бросаться!)

Где же обещанные проститутки? То там. то тут попадаются группки молодых людей. Вот стоит несколько девушек. Одна с черными, как воронье крыло волосами, в ярко – красном жакете, такой же юбке и ослепительно-белой блузке, оглядывается на нас. Неужели и она тоже! Как хороша! В этом свете неона она выглядит так притягательно, так фантастически загадочно!

О женщины! Раньше я не придавал значения вашим нарядам. Теперь я ясно вижу всю значительность их. Вы, ваши наряды, юбки, кофты, костюмы, ваши великолепные ножки в прелестных чулках, в прекрасных лакированных туфлях, ваши упругие задики… вы – лицо города, столицы, страны!

Прислонившись к витрине, стоит накрашенная, наштукатуренная усталая

женщина в черном. Она нервно бьет зонтиком по тротуару. Ждет кого-то. Или

делает вид? Глаза пустые. Эта – наверняка! Этот тип уже описан.

– Меня Вася просил купить плавки.

– А ты знаешь размер?

– Знаю, но тут-то другие…

– Придется на глазок…

– Да нет! Надо на два номера больше!

– А мне надо купить «глазок», – это говорит шурина подруга. – меня просили.

– Что такое?

– Врезается в наружную дверь. Если посмотришь в него изнутри, то увидишь человека во весь рост перед дверью.

– Вот здорово!

Освещенные витрины бижутерии. Роскошь ювелирных изделий. Витрина с обувью. Наши женщины не устают восхищаться

– Ой! Посмотри, какие изумительные туфельки с бантиком.

– С бантиком сейчас не модно!

– Вот именно что модно!

– Ой! Ой! Сюда!

– А мне нравятся вон те черные туфли. Посмотри, какая совершенная форма!

– Нет! Что ты! Вот эти гораздо лучше! Как могли они тебе понравиться?

Мы идем по «Кертнерштрассе». Это улица магазинов. (так назвал нам ее Франц Иосифович.) Над нашими головами проплывают, пересекаясь между собой в затейливый узор эти неоновые рекламы. Незнакомые слова, названия… «Пауль-Ласт-Штабе»…Занятное название! Комната удовольствий Пауля… заманчиво… Да нет!.. Что я… В глазах у меня двоится… «Паулюс-штабе»! – это уж другой разговор! Красная неоновая нить рисует ветряную мельницу. Всплывает надпись: «Молен Руж». Это ж Париж! «Люверс», «Пиринг», «Штрюмпфе» – Тик – Так падают вниз.