Татьяна Росс - Больше чем секс. Картинки к Фрейду

Я ехала в автобусе и жадно рассматривала парней. У блондина, сидящего на последнем сиденье, привлекли губы. Он читал какие-то конспекты, внимательно вперив взгляд в тетрадку, и шевелил губами, видимо, повторяя прочитанное. Я подумала, как, должно быть, сладко целовать его. Даже представила вкус его губ. Они были по-детски сладкими. Без запаха табака.

«Этот юнец не курит», – почему-то была уверена я. Розовые припухлые губы привлекали мое внимание, и я нагло рассматривала их, не думая больше о том, видят ли мой страстный взгляд сидящие рядом люди или нет. Я просто отключалась, наблюдая за выбранным предметом – в данном случае за губами, представляя, как трогаю их кончиками пальцев или целую. Губы существовали для меня как самостоятельный орган, такой же живой и привлекательный, как и все остальное – уши, нос, щеки… Да, нос тоже мог привлечь мое внимание. А почему нет?

«Вон, у того мужчины очень эротичный нос, – выбирала я очередную „жертву“. – Нос достаточно крупный, не картошкой, но и не горбатый, как бывает у лиц кавказской национальности». Нет, такие чрезмерно выпуклые носы не вызывали во мне эротических фантазий. Они слишком выдавались вперед и мешали бы при поцелуе. А вот средней величины нос ровных очертаний вполне мог вызвать желание… укусить его. Или я представляла, как этот самый нос трется о мою щеку. Нос обязательно должен был бы быть холодным, ведь обычно я горела, и прохладный нос мог приятно охладить.

Я интересовалась мужчинами и выискивала чуть не в каждом что-то, что могло заставить меня возбудиться. Особенно любила я наблюдать за руками, вернее за пальцами. Летом мужчины, одетые в майки с короткими рукавами, обнажали плечи, локти, запястья. В те годы не носили обтягивающие майки, да и качков, каких сейчас много среди молодежи, тогда почти не встречалось – в большинстве своем это были обычные парни, как говорится, с соседнего двора. У одних были тонкие, почти хилые ручонки, безвольными плетями висящие вдоль туловища. У других – крепкие, широкие в кости. Оказаться в таких руках было приятно. Я смотрела на них и представляла их силу… вот они прижимают меня к себе, еще сильнее, еще… у меня захватывает дух…

Но большую часть года мужчины одевались в рубашки или свитера, пиджаки или куртки, скрывающие бицепсы, даже если те имелись в наличии. Оставалось любоваться пальцами. Но и они доставляли моему воспаленному и почти все время возбужденному воображению массу приятных фантазий. Главное, чтобы пальцы были чистыми. Форма и длина практически не интересовала меня. У одного они были толстыми и короткими – я чувствовала приятную боль, представляя, как он сжимает ими мою руку повыше локтя. От такого нажима могли остаться красноватые пятна. А вот у другого… длинные и тонкие, интеллигентные пальцы пианиста. Они могли оказаться ласковыми и нежными, но могли быть и не менее сильными, чем у того, что с пальцами-коротышками. Я смотрела на красивые пальцы с ровно остриженными ногтями и чувствовала, как они едва касаются меня мягкими подушечками, и по спине – от шеи к крестцу – пробегала дрожь.

Но особенно сильно притягивала меня в мужчинах одна деталь… та, что на первый взгляд скрывалась от постороннего взгляда. И которая интриговала даже своим намеком на наличие. Вон, в конце автобуса у торцевого окна стоит парочка. Она хохочет, будто парень щекочет ее. Он что-то рассказывает ей в самое ухо. Девица извивается всем своим тонким телом, изгибаясь пополам. А длинный парень в джинсах пытается удержать, чтобы она не рухнула окончательно. Я рассмотрела лицо хохотуна, затем опустила глаза ниже и увидела, что молния на его тугих джинсах вот-вот разорвется. Брюки напряглись, и ткань грозила порваться от растущего в них существа. Видимо, уже не в силах унять возбуждение, парень потер набухший ком прямо через плотную джинсовую ткань. Мои мысли заработали в другом направлении. Я забыла о губах блондина и пальцах брюнета, которые рассматривала только что. И переключилась на восставшее естество парня в джинсах. «Ничего себе! – восхитилась я, представив размеры содержимого. – Раскрыть бы сейчас молнию, вот бы была картина», – размышляла я без всякого налета стеснения.

Я смотрела на мужчин широко открытыми глазами, желая их целовать, трогать руками, ласкать их тело. Они видели это и легко шли мне в руки. На вечеринках, которые происходили все чаще и чаще, то в старой школе, когда у сокурсника была ночная смена, то в стенах общежития, где жили мои однокурсники, мы уединялась почти каждый раз с кем-то из новеньких, чтобы усладить свои полыхающие молодые страсти.

– Помнишь, в прошлый раз был такой чернявый… – спрашивала Зойка, – ну, помнишь? Он еще все время хихикал… Рекомендую. Очень неплохой субъект… опробовано лично мной!

Мы ржали, но запоминали того, кого рекомендовала Зойка. Она знала толк и плохого посоветовать не могла. Чернявый, пришедший в следующий раз, тут же был отведен в комнату, где на соседней кровати уже кто-то получал свою долю плотского удовольствия. Рекомендованный Зойкой чернявый разочаровал меня. То ли Зойка перебрала в тот раз, что за ней водилось, и с бодуна переоценила парня, то ли он повел себя с ней более изощренно. Но со мной он был примитивным до противного. Взвивался от возбуждения, все время повторяя:

– Ну и девки… ну даете… и откуда вы в одной группе собрались… такие классные.

Но на этом все разнообразие его слов и действий исчерпалось. Парень дернулся пару раз и кончил.

– Ладно, не бубни, – отмывалась потом Зойка на мои претензии. – Попробуй Генку. Того, который был с Женькой в последний раз. У него такие шары под кожей…

– Под какой еще кожей? – обалдело спрашивали мы Зойку, знатока всяких прибамбасов, и она терпеливо, как несмышленышам, втолковывала нам, что знала. Оказывается, некоторые парни вкалывали под кожу своего члена шарики, которые увеличивали его в размерах. Но главное было даже не это. Во время движения внутри женщины эти шарики перекатывались, дополняя ощущения, и оргазм наступал быстро, рывками. Взрывами…

Эх, Зоя, кому давала стоя? Да кому она только не давала? И стоя, и сидя, и на очке общежитского туалета, и в купе плацкартного поезда… Мы словно взбесились. Все вертелось как в калейдоскопе: тела, запахи, ощущения… Фейерверк сознания и бессознательного. Кто-то скажет, что это был разврат. Непотребность. Безнравственность. Ой, да что вы говорите? Вы так и живете в кандалах общественного мнения? Мне вас жаль…

Несколько лет спустя я встретилась с Максом на праздновании дня рождения старого общего знакомого. Он возмужал и еще сильней прежнего нравился женщинам. Максим был и раньше уверенным в себе, теперь же он твердо знал: стесняться ему нечего и некого. Он умел шутить, флиртовать, делать комплименты всем, кто оказывался рядом. И делал это не навязчиво, не грубо, а филигранно.