Надя Бирру - Прощальная прелюдия, или Прогулка под дождём

– Ещё пишу.

– Ах, а я не сказала? Да, что-то пишет по ночам в толстой тетрадке, это точно. И не показывает никому.

Мужчина смотрел всё внимательней.

– И при таком разнообразии интересов кем же ты собираешься стать?

Девочка не отвечала.

– Наверное, актрисой? – не утерпела учительница, с любопытством рассматривая маленькую пассажирку, с которой вдруг произошла такая разительная перемена: из улыбчивого, открытого и милого ребёнка она превратилась в замкнутую безголосую тень. И опять мама ответила вместо неё:

– Да вы знаете – удивила всех нас. Она ещё в детсадовском возрасте всё решала вопрос: кем быть? Но всё обыкновенные детские мечты: то воспитательницей, потом вдруг балериной, потом – милиционером, потом – отшельником с домом в лесу и кучей животных, потом – цыганский табор, художником, скрипачкой… ну, я уже и не помню, кем ещё. А тут вдруг заявила нам с отцом: я буду кинорежиссёром – и точка. И теперь она у нас режиссёр и так вдолбила это себе в голову – просто не знаем, что делать! У меня, знаете, тоже профессия не женская – главный механик крупного предприятия, сто восемьдесят мужчин в подчинении. Думала, хоть дочка поживёт спокойно. Да у нас в семье все с техническим уклоном. Даже не знаю, откуда она это себе выдумала!

– Я не выдумала, ма. Это само пришло. И так будет!

Слова девочки, прозвучавшие с неожиданной убеждённостью, заставили всех на время замолчать.

Первым заговорил мужчина – спокойно и очень благожелательно:

– Это хорошо, когда есть желание и уверенность. Но ведь и мама права! Представь: ты вырастешь, у тебя будет семья – муж, дети, да, не улыбайся, так обычно и случается со взрослыми людьми. Так уж заведено. А ты будешь всё время занята, будешь нервничать, мало бывать дома – так и мужу будет тяжело, и дети не могут расти без материнской заботы и участия. Разве это для тебя неважно? Ты подумай, подумай. Я ведь тебя не отговариваю.

– И правильно делаете: всё равно ничего не выйдет. Любовь Орлова, например, тоже занятым человеком была, и Лариса Шепитько, а мужья их вон как любили!

– А-а, Любовь Орлова! Вон что…

Опять всем стало весело: смеялась и девочка, и её мама, и молодая женщина-учитель, вспомнив себя такой же.

– Тогда, значит, с нами в купе едет будущая знаменитость? Надо мне тебя запомнить. Гладишь – и впрямь!

Глазёнки девочки блеснули дикой радостью и она, застеснявшись, со смехом спряталась за маму, но оттуда изрекла:

– А первый фильм у меня будет про инопланетян. Я верю, что они существуют и даже очень высокоразвитые, но почему-то к нам не прилетают, так? Я много об этом читала и думала тоже. Может, они в своём развитии доходят до такой точки… то есть, сначала надо знать, что все цивилизации развиваются, потому что есть борьба двух противодействующих сил. Иначе развития не будет. Но происходит… фу, приходит такой момент, ну, что-то вроде как у нас сейчас, не обязательно такими же средствами, но в общем какая-то катастрофа. Вот. А потом всё сначала. Вот поэтому они и не могут никак до нас добраться. И мы не сможем. Вот такой фильм.

Она выглянула, желая узнать впечатление. Молодая женщина улыбалась, мама удивлялась – она впервые увидела свою дочь как бы со стороны, и ей даже не верилось… Мужчина задумался, потом спросил:

– Что ж, по-твоему, так-таки и нет другого пути – ни для развития, ни для встречи? Невесёлая картина, – спросил и тут же заговорил о своём, о взрослом:

– Знаете, я много езжу, много, где бывал. Меня пугает другое: не техническая катастрофа, а состояние людей. Всем правят деньги. Мельчают люди, мельчают. За деньги – можно всё, до курьёзов иногда доходит. На Кавказе повели к одному в гости. Сидим, стол хороший, подаёт одна женщина. Красивая такая женщина, хотя уже и не молодая. А из-за занавески ещё одна выглядывает – молоденькая, так глазками стреляет! Я спрашиваю про первую: «Жена» – «Да, жена» – «А за занавеской – дочь?» – «Почему? Тоже жена!» Не успел удивиться, как появилась третья – ну, совсем ещё девочка. «Ну, это наверняка дочь!» – думаю, но на всякий случай спросил. «Э, дорогой, зачем – дочка? Обидеть хочешь? Жена». Я говорю: а закон как же? Смеются. Всё по закону, генацвале – сиди, пей.

– Да что там на Кавказе! – подхватила учительница, – у нас разве лучше? Даже газеты читать не хочется. Ну, тут ребёнок.

Разговор продолжался далеко за полночь. Потом в купе похолодало, решили лечь спать. Стали устраиваться.

– А как же тебя зовут? – спохватился вдруг мужчина, обращаясь к девочке, но маленькая будущая знаменитость уже спала.

Перед рассветом на одной из станций мужчина помог выйти женщине с ребёнком. Пока он снимал сумки, женщина благодарила его, а девочка, стоя на подножке, сонно хлопала глазами. Он взял её на руки и, опуская на перрон, неожиданно крепко обнял: «Береги себя!»

Новый год в больнице. Смешно… Я так устала жить!..

Отчего женщины так жалостливы? Мне кажется, я погубила тебя своей жалостью. И только ли тебя? И мимо скольких я проходила, даже не замечая?

Пашка… с ним было так хорошо.

Я устала. Устала от всего. Я всё время думаю… думаю о том, как бессмысленно наше пребывание на земле. Никакого смысла в жизни нет, но человек так создан: ему надо чем-то заняться, чтобы оправдать своё существование. Всякое человеческое знание конечно именно потому, что имеет смысл. А жизнь смысла не имеет, отсюда противоречие – мучительное для многих, убийственное для некоторых. Однако, есть же счастливцы, которые этого даже не замечают!

Смысл – это ЗАЧЕМ? Затем только, чтобы рождались другие, которые снова будут ломать голову над этим же, пока окончательно не сломают и не отчалят навсегда в другие дальние края, предварительно дав жизнь следующим мученикам. Зачем трава? Она ничего не ищет, никуда не стремится, но тоже живёт, растёт… Зачем? Чтобы кормить корову, корова затем, чтобы кормить человека, а человек затем, чтобы всё это объяснять. Да-да, больше ни зачем, и этим заняты самые лучшие, другие просто копошатся в навозе! Взгляните, чем обрели бессмертие те, кого принято именовать великими. Всем всё объясняют! Смысла от этого не прибавилось. Многие из них провели жизнь в трудах и лишениях, служа человечеству, и что – стало оно от этого лучше? Нет, серьёзно? Или поумнело?.. даже если и поумнело… ум – это бич. Если бы я была глупой, то, скорее всего, и счастливой.

А счастья всё-таки хочется вопреки всякому смыслу.

Голубые хрусталики инея затянули окно. Белые хрусталики снега покрыли землю. Серые хрусталики грусти точат моё сердце. Меня всё меньше и меньше…

– Паш, а если я приеду?

– Да ради Бога!

И так до самого конца.

А может, он просто знал, вот знал и всё, что у него впереди не сто лет и даже не сорок, и не хотел никакой грязи, ничего тёмного и ложного?