Инга Лис - Истории дождя и камня

– Потому что лейтенант запретил болтать. Вам повезло, что у вас такой покровитель, я не шучу.

– Расскажите, что произошло после нашего ареста, – попросил д’Эстурвиль. – Чтобы я мог ориентироваться в ситуации.

– Ну, что произошло… – его приятель сунул в рот травинку. – Вас и де Ранкуня увели, а д’Артаньян собрал нас в фехтовальном зале и задал трёпку. За то, что допустили дуэль, что не остановили вас… что не позвали его сразу. Потом дотошно выпытывал детали – кто начал, да почему… а после недолгого раздумья сообщил, что бой, мол, насколько он понял, был шуточный, учебный. Что тут вообще говорить не о чем. А кто вздумает распространяться на эту тему – вылетит из роты при первой же возможности, о чём он позаботится лично. Потому что нарушение эдиктов кардинала – серьёзное преступление, и мы, допустив дуэль, подставляем не столько себя, сколько капитана де Тревиля. И только затем пошёл к лекарю, потому что всё-таки здорово порезался. Запросто мог ведь без пальцев остаться! Вот, собственно, и всё.

– Понятно, – пробормотал Жак, вспоминая невольно повязку на руке гасконца. Какие же у него всё-таки красивые и сильные пальцы… – Простите, задумался… Конечно, весь этот скандал д’Артаньяну совершенно ни к чему…

– Ни к чему, – согласился де Террид. – Но вы же понимаете, что скандал его заботил в последнюю очередь? Он защищал вас, глупый вы мальчишка. Он даже де Ранкуня не смог наказать в полную силу, ведь тогда ему пришлось бы признать, что имела место настоящая дуэль.

– Кстати, а что с де Ранкунем? – поспешно перебил приятеля д’Эстурвиль, чтобы тот не успел развить свою мысль. – Его тоже арестовали на неделю?

– Ну да. Как я уже сказал, чтобы прикрыть вас, лейтенанту пришлось помиловать и этого остолопа. А ещё потому, что наш беарнец – родственник Дэзессара, зятя де Тревиля. Вот такой расклад.

– Твою мать, – совершенно искренне сказал Жак. – Теперь понятно, отчего он так ведёт себя. И дёрнул же меня чёрт…

– Только не говорите, что жалеете, – совершенно серьёзно возразил ему де Террид. – Потому что вас действительно стали уважать после этого поединка. Да и д’Артаньян, думаю, оценил ваш поступок. Он только говорит, что ему плевать на всех остальных, а на самом деле это отнюдь не так – уж поверьте, я знаю, что говорю.

Да уж, если оценил, то очень своеобразно, подумал д’Эстурвиль, но вслух спросил совсем о другом:

– Кстати, если уж мы заговорили о нашем лейтенанте… Помните, вы рассказывали мне о его дуэли?

– А, так это общеизвестная история. Мне её тоже в своё время рассказали, как я – вам. И что?

– Не знаю, – Жак покачал головой. – Я, конечно, плохо знаю д’Артаньяна, но дядя много рассказывал о нём. Так вот, эта история… какая-то чересчур театральная. Она совершенно не вяжется с его характером. Вот вы… можете представить себе… какой должна быть женщина, чтобы наш командир поседел из-за любви к ней?

– Ну, может, кто-то что-то и приукрасил, – де Террид пожал плечами. – Отчего-то же он поседел, хотя наш с вами ровесник? Однако… вероятно, вы правы. Д’Артаньян и пылкая страсть – как по мне, вещи трудно сопоставимые.

Жак ничего не сказал, потому что снова вспомнил, как лейтенант, дрожа от возбуждения, обнимал его. И как поцеловал в висок, словно извиняясь за изначальную грубость.

Ответом на эти воспоминания была волна судорожного озноба – пришлось поспешно нагнуться якобы за следующим одуванчиком, чтобы приятель не заметил, не дай бог, как вздыбились в области паха его штаны.

Интересно, а как д’Артаньян выглядит обнажённым?

– Ну, не знаю, – сказал между тем его друг, к счастью, и впрямь ничего не заметив, – история как история – ничего особенного. А вот если представить наоборот… Если бы за расположение нашего лейтенанта дрались женщины – тогда да, степень пикантности возрастает в разы! Вы слышали о дуэли между маркизой де Носль и графиней де Полиньяк, что приключилась несколько лет тому?

– Между… кем? Я правильно услышал – на дуэли дрались дамы? – д’Эстурвиль так удивился, что даже позабыл о собственных душевных метаниях. – Разве такое возможно?

– Представьте себе, – Жан дурашливо хихикнул. – Дрались, причём совершенно серьёзно, с соблюдением всех необходимых условностей. Но только не из-за д’Артаньяна, разумеется – это я так, в шутку предположил, – а из-за нашего первого министра.

– Из-за монсеньора? Сударь, вам не кажется, что ваша страсть к сочинительству переходит всякие границы?

– Моя страсть к сочинительству на этот раз совершенно ни при чём: я излагаю вполне достоверные факты. Это случилось где-то за год до моего поступления в роту, нет, всё-таки за полтора… точно, осенью 24-го года. Монсеньор кардинал тогда только-только стал первым министром, но даже его высокий духовный сан не охладил пыла прекрасных дам. Да-да, как раз наоборот. Эта история ещё очень долго была у всех на слуху, вот… А маркиза и графиня дрались в Булонском лесу на пистолетах, и дуэль закончилась победой мадам де Полиньяк, ранившей свою соперницу в плечо. Когда кто-то из присутствующих на поединке спросил её, достоин ли этого тот любовник, во имя которого она подвергала себя такому риску, она ответила: «О, да, он достоин того, чтобы пролить ещё больше крови, чем та, что циркулирует в моих венах. Он – самый славный человек во всём свете; все дамы находятся у него в ловушке, но я надеюсь, что этим я доказала свою любовь и могу рассчитывать на полное обладание его сердцем. Я в вечном долгу перед тобой, герцог Ришелье – сын бога войны и богини любви». Представляете, так и заявила: «сын бога войны и богини любви»!

И с этими словами де Террид, схватившись за грудь, пошатнулся, театрально закатив глаза.

Жак засмеялся невольно – до того забавно это выглядело:

– Вам бы в поэты податься, право слово! И хотя у меня нет повода не верить вашим словам, тем не менее… Это ещё более странная история, чем с дуэлью нашего лейтенанта. Женщины с пистолетами… И потом, кардинал ведь – духовное лицо. Разве могут у него быть…

– И что с того, что духовное? – его приятель засмеялся в ответ. – О господи, д’Эстурвиль, какой же вы, в самом деле… Вы и вправду так наивны?

– При чём здесь моя наивность? – Жак покраснел невольно. – Просто я считаю, что монсеньор заслуживает, чтобы о нём отзывались с уважением. И даже если подобные события действительно имели место, вам не следует уподобляться разным досужим сплетникам, рассказывая о них направо и налево.

– О мой бог, какой высокий стиль! Нет, сударь, вы так восхитительны в этом своём наивном возмущении, что я даже обижаться на вас не стану, – де Террид протянул руку и дурашливо пихнул друга в плечо. – Потому что я, наверное, сам виноват. Несмотря на то, что историйка и впрямь забавная, мне следовало помнить, как вы ещё совсем недавно заступались… не то за д’Артаньяна, не то за кардинала – не разобрать… И сейчас тоже… я как будто не вас слушаю, а нашего лейтенанта. Решили подражать ему?