Инга Лис - Истории дождя и камня

Как и следовало ожидать, там обнаружились его старые башмаки, которые он всегда носил в замке, и юноша, с удовольствием надев их, отправился в малую залу.

Бадья с тёплой водой действительно ждала его. Рядом, на стуле лежали стопка чистой одежды, а также бритвенные принадлежности. Шарль сбросил штаны и рубашку, залез в воду и только тогда рискнул разбинтовать руку.

Да уж, дорога и впрямь не пошла ране на пользу. Края пореза снова раскрылись и сильно покраснели, а сама ладонь запухла и ныла, не переставая. Если не принять меры, то за эти десять дней, что есть у него в запасе, рана ни за что не подживёт, а это чревато проблемами после возвращения. Ведь скорее всего, по приезде в Париж, ему предстоит сразу отправиться под Ла-Рошель, а он даже поводья толком держать не может, не говоря уже о том, чтобы со шпагой наперевес штурмовать вражеские равелины…

И дёрнул же чёрт д’Эстурвиля позволить втянуть себя в дуэль…

Нет, тут же остановил он сам себя.

Никаких мыслей об этом щенке.

Ты приехал отдохнуть и повидаться с родными – вот и наслаждайся каждой минутой пребывания в Кастельморе.

Общайся с матерью и братьями, навести могилы дорогих тебе людей… уж поверь, тебе будет, о чём поразмыслить в эти дни.

А к доктору Роже, кстати, придётся отправиться сегодня же вечером, и так странно, что, думая о лекаре, он имеет в виду старого доктора, а все вокруг уже давно привыкли, что лечит его младший сын.

И как же не хочется к нему идти…

Жака не стало, и Артаньян превратился в простое воспоминание.

Так странно…

Жака нет, а для него он по-прежнему жив. Артаньян существует, а для Шарля он стал не более чем сказкой из прошлого.

Юноша вздохнул и улёгся головой на бортик бадьи. Прикрыл глаза.

Нет, не стоит сейчас бередить себе душу размышлениями о друге и ушедшей дружбе.

Надо расслабиться и отдохнуть.

Сосредоточиться на встрече с братьями – интересно, изменились ли они или выглядят, как прежде? – а также на предстоящем обеде.

Родные наверняка потребуют каких-нибудь невероятных историй – не о проверке же караулов им рассказывать… Хотя, по большому счёту, говорить сейчас не хочется вообще. Ни о чём, и ни с кем, даже с Пьером.

Хочется просто лежать в тёплой воде и размышлять с удовольствием, что впервые за три года он получил возможность принять настоящую ванну. Где можно валяться, сколько душа пожелает, и не думать о предстоящей войне, службе и вечном лавировании между Тревилем и кардиналом.

Чёрт побери, вот почему в Париже, стоящем на реке, так мало воды и купален? И почему жителей столицы совершенно не удручает этот факт? Ведь по возвращении ему наверняка не один день придётся привыкать, что от большинства товарищей по оружию пахнет далеко не самым лучшим образом.

А от д’Эстурвиля, кстати, пахло чистотой. Помнится, именно это приятно удивило его вовремя первого урока фехтования. И потом, когда между ними случилась близость, он также отметил про себя мимоходом, что кожа кадета, несмотря на недельное пребывание под арестом, пахнет просто кожей, а не… Твою мать, он же запретил себе думать о мальчишке, так почему у него, всегда отличавшегося железной волей, это впервые получается настолько плохо?

Разозлившись, Шарль хватанул кулаком по бортику бадьи и едва не взвыл от боли.

Ну что за…

Он дождался, пока боль в изрезанной ладони хоть немного утихнет. Смахнул со щёк невольные слёзы и взялся за бритву.

Пора заканчивать с мытьём, потому что настроение он себе уже всё равно испортил.

Итак, сейчас обед, потом визит к лекарю, а потом… а потом он закроется в своей комнате и проспит как минимум сутки.

А на свежую голову ему, возможно, удастся разобраться, наконец, в своём отношении к младшему д’Эстурвилю.

Или не удастся. Но это всё равно уже будет завтра.

Он как раз закончил перевязывать руку, когда со двора донёсся цокот копыт.

Ага, вот и братики вернулись.

Лейтенант выглянул в окно и увидел, как во двор въезжают близнецы, издалека выглядящие действительно совершенно одинаково.

К ним подбежали Никола и один из старых слуг, приняли лошадей. Размахивая руками, принялись что-то рассказывать. Хотя, почему «что-то»? Явно о приезде младшего сеньора, потому что даже издалека было видно, как братья переглянулись и, бросив лошадей, побежали к крыльцу.

Ох, можно только представить себе, что сейчас будет…

Шарль улыбнулся невольно. Вдруг показалось, что он приехал не из Парижа, а всего только из пансиона. Что он выздоровел, что впереди – счастливое лето, а вовсе не смерть Жака и отца, убийство Антуана и вечно грызущее душу чувство вины.

Вздохнув, молодой человек вышел в коридор и заспешил к лестнице.

– Где? Где мальчишка? – услышал, ещё только входя в центральную галерею. – Чёрт, даже не верится!

Так, это Поль. А что же Пьер?

Но Пьер молчал, и тогда юноша, перегнувшись через перила, махнул братьям рукой:

– Эй, я здесь!

И стал спускаться.

Первым к нему подбежал Поль. А точнее, обхватив за плечи, просто стащил с последних ступенек. Обнял и стиснул так, что Шарль прямо зашёлся в кашле.

– Что с тобой? – брат отпустил его и теперь смотрел с испугом. – Малыш, ты слышишь меня?

– Слышу, конечно, – лейтенант наконец откашлялся, улыбнулся ободряюще. – Я думал, ты мне все рёбра переломаешь!

– Да я вроде не сильно… – брат засопел смущённо, а потом снова обнял его, но на этот раз куда аккуратней. – С приездом тебя!

– Спасибо, – юноша отступил, разглядывая братьев.

Поль располнел и теперь носил бородку, став удивительно похожим на покойного сеньора Ангеррана. Он весь так и лучился добродушием. Вот что делает с человеком спокойная семейная жизнь, с усмешкой подумал Шарль, а затем перевёл взгляд на Пьера.

С определённым усилием, если честно, хотя и сам не мог понять причины. Словно опасался чего-то… но чего?

Пьер, в отличие от Поля, словно высох весь, став ещё более худым и жилистым. Зачем-то он отпустил длинные усы, которые придавали его жёлчному лицу особенно неприветливый вид. Брат внезапно напомнил юноше не столько отца, сколько Антуана; он даже моргнул несколько раз, чтобы прогнать наваждение.

Да что такое, разозлился сам на себя и шагнул навстречу брату.

– Пьер, – выговорил медленно, – здравствуй…

Тот ничего не ответил, только притянул его осторожно к себе.

Обнял, положив тяжёлую твёрдую ладонь на затылок, так что Шарль уткнулся ему лицом в грудь.

Несколько минут он молчал, потому что вдруг отчаянно защипало глаза, но затем всё-таки взял себя в руки.

– Я приехал, – сказал сипло и снова закашлялся. – Как и писал…

– Отлично, – Пьер заставил его отстраниться и теперь разглядывал в упор. – Что с рукой?