Инга Лис - Истории дождя и камня

В конце концов, разве не благодаря родителям он стал тем, кто он есть?

И как жаль, что отец так и не узнал, чего достиг его младший сын…

Юноша вздохнул тяжело, а в двери в этот момент снова постучали.

– Шарль, – послышался голос Пьера, – ну, кончай дурить, а? Открывай.

Лейтенант вздохнул опять, потому что так и не решил, как ему вести себя со старшим братом, но всё-таки пошёл открывать.

– Привет, – сказал и вернулся на подоконник.

– Привет, – тот протянул кубок, в котором вместо вина обнаружилось тёплое молоко с мёдом. – Не достучишься до тебя…

– Ух, ты! – как Шарль ни старался, но ирония проскользнула в его голосе. – Какой широкий жест!

– Да ладно тебе, – Пьер выглядел по-настоящему смущённым. – Я же слышу, как ты дышишь… И потом… я вчера действительно брякнул то, чего не следовало.

Молодой человек принял у него кубок, однако не сказал ничего. Склонив голову, разглядывал не то молоко, не то гобелен на стене.

– Чёрт, я действительно отвык, – пробормотал д’Артаньян-старший и замолчал опять.

Смотрел на брата и всё пытался уверить себя, что это просто из-за вчерашней сумбурной встречи да при сумраке залы тот показался ему таким измученным и преждевременно постаревшим.

А сейчас комната залита ярким светом, и Шарль вполне уже отдохнул с дороги, а потому Пьер снова должен увидеть того изящного и симпатичного юношу, каким его брат был всегда.

Не получалось.

Сидевший перед ним человек выглядел знакомым и чужим одновременно.

Та же хрупкая фигура, белые полоски шрамов на груди и плечах, те же сильные руки фехтовальщика с длинными красивыми пальцами.

Тонкая полоска усов над верхней губой, на шее – крестик на потёртом кожаном шнурке… интересно, неужели тот самый? Да, наверное, ведь кольцо на пальце тоже есть…

Та же привычка сидеть на подоконнике и, щурясь от солнца, разглядывать собеседника, усмехаясь одними только уголками рта.

А вот глаза совершенно чужие. Внимательные, непроницаемые, тяжёлые. Смертельно уставшие глаза, словно брат наперёд знает всё, что ему скажут, и уже заранее не верит ни единому сказанному слову.

– Отоспался? – спросил наконец Пьер, потому что молчание стало уж совсем невыносимым. – Как рука? Помогли тебе в Артаньяне? Ты, кстати, кого из наших лекарей застал?

– Помогли, – Шарль выпил молоко и теперь задумчиво постукивал пальцем по стенке кубка. – Я с Жаном виделся. Так странно, что теперь его все называют лекарем, а не отца…

– Время, что ты хочешь. Не только в столице жизнь бежит, у нас тоже многое поменялось. А где ты так повредил руку?

– Разнимал дуэлянтов, – юноша вздохнул невольно. – Как бы это странно ни звучало, но в Париже сейчас дуэли не в чести. А это были солдаты из моей роты… я же отвечаю за них.

– Вот-те на! – искренне удивился д’Артаньян-старший. – Так значит, то, о чём ты рассказывал вчера за обедом… Я думал, ты сочиняешь на ходу, чтоб наших развлечь.

– Ну, кое-что я, скажем так, приукрасил, – Шарль усмехнулся невольно. – Просто… ты думаешь, служба в мушкетёрской роте исполнена каких-то невероятных приключений? На самом деле, это всего-навсего постоянные караулы, бесконечные тренировки… мелкие интриги с целью занять более выгодную должность… Вот и всё, поверь. Думаешь, матушке и Полю с женой было бы интересно слушать такие скучные подробности моих служебных будней?

– Ну уж, – возразил ему брат. – Как-то ты всё упрощаешь. А если нет… неужели подобная жизнь пришлась тебе по вкусу?

– Не знаю, возможно, я утрирую, – юноша пожал плечами. – Возможно, у меня всё-таки есть амбиции, а может быть, служба – это наилучший способ сбежать от прошлого, что в моём случае тоже неплохо.

– И как, получилось?

– У меня ведь в подчинении почти сто пятьдесят человек. Иной раз… особенно если не спишь по нескольку суток кряду… забываешь, как тебя зовут – какие уж тут воспоминания!

– И тем не менее, – Пьер подошёл к нему, однако обнять, как раньше, не решился. – Ты… я уже спрашивал тебя вчера, но ты так и не ответил… неужели за эти годы… тебе ничуть не стало легче?

Какое-то время Шарль молчал и всё-таки не смог пересилить себя. Привычка держать все чувства и мысли в узде в который раз взяла верх. И сказал вовсе не то, что ожидал услышать от него брат – ох, он, вероятно, и обидится:

– У меня всё в порядке, ты зря волнуешься. Ну подумай сам: я живу в столице, служу королю. У меня приличная должность и жалованье… что ещё надо?

– Правда? – спросил Пьер, скривив губы. Не то поверил, не то действительно обиделся. – И что… и в личной жизни у тебя тоже порядок?

– Как сказать… – Шарль сделал вид, что замялся, хотя такой поворот разговора был ему только на руку. – Смотря, что ты имеешь в виду под личной жизнью. Но подружка у меня действительно есть.

– Ага, – брат хмыкнул. – Это из разряда «перепихон на сеновале»?

– Фу, как грубо. Она вполне приличная девушка. Между прочим, одна из белошвеек королевы.

– Ну, сути ваших отношений, насколько я понял, это не меняет. Ты же не хочешь сказать, будто речь идёт о большой и чистой любви?

– Я и большая, а тем более чистая любовь – вещи плохо сопоставимые, – скверно ухмыльнулся лейтенант и спросил в упор, пока брат не успел возразить:

– А ты? Почему ты не обзаведёшься семьёй? Если честно, я почти был уверен, что ты женишься следом за Полем.

– А зачем? – в какой-то момент скулы Пьера покрылись румянцем, но потом его взгляд вновь стал насмешливым. – Я привык уже… быть один. Сеновалов мне, если использовать твою терминологию, и в Артаньяне хватает, а жениться… Из местных наследниц мне не нравится никто настолько сильно, да и деньги нужны немаленькие… да ты как будто и сам не знаешь!

– Кстати, о деньгах, – Шарль оставил подоконник и вытащил из сумки кошель. – Я второй день о них забываю. Вот. И не вздумай отказываться.

– Что это? – не понял поначалу Пьер, а потом взвесил кошель в руках и охнул даже:

– Ты что… сколько тут, братец?

– Пятьдесят пистолей, – юноша впервые за весь разговор улыбнулся безо всякого подтекста. – Я, конечно, не требую, чтобы ты завтра же пошёл под венец, но надеюсь, вместе с тем, что вы с Полем найдёте применение этим деньгам.

– Пять сотен ливров? – Пьер не верил своим ушам. – А… как же ты? Нет, я не могу… Тебе в Париже эти деньги нужней… Сколько же получает лейтенант мушкетёров?

– Сотню. Сто экю в год, Пьер, – Шарль ногой задвинул сумки обратно под кровать. – Так что мне более чем хватает. Особенно если учесть, что я практически ни на что не трачусь. Съём дома, служанка, одежда… да ты знаешь – я же рассказывал. И писал, кстати говоря.

– Я помню, – Пьер аккуратно положил кошель на стол. – Я все твои письма… наизусть помню. Тем более, их всего десять. Я их и отцу читал… все, кроме последних двух.