Инга Лис - Истории дождя и камня

Распрощался с родными с лёгким сердцем, пообещав обязательно навестить опять перед отъездом в Париж.

– Ах, Шарль, – сказала ему Нэнси, стоя рядом на крыльце, пока Бернар распоряжался, чтоб дорогому гостю приготовили коня, – ну кто же мог подумать, что из такого скверного мальчишки, каким ты был ещё несколько лет назад, вырастет такой блестящий кавалер?

– Никто и я – тем более, – и молодой человек с удовольствием поцеловал сестру в щёку. – Пока, Нэнси. Рад был видеть тебя.

– Прощай, – на глазах у женщины показались самые искренние слёзы. – Да хранит тебя Бог. И знаешь, если у меня всё-таки когда-нибудь родится сын, я обязательно назову его Шарлем, в честь такого знаменитого дяди.

Только этого мне не хватало, подумал лейтенант. А вслух сказал совсем другое:

– Как знаешь. Но мне кажется, вы с Бернаром отлично смотритесь в окружении дочерей. Честное слово.

В этот момент ему подвели коня; Шарль пожал руку Бернару и направился обратно в Кастельмор.

Он вернулся в замок уже практически ночью. Растолкал Николу, вручив ему коня, и прошёл в дом.

Было темно и тихо. Должно быть, все уже давно спали, и объясняться с родными по поводу неожиданной отлучки предстоит поутру.

Вздохнув, юноша зажёг в кухне свечу.

Отыскал на полке баночку с мазью, чистый холст и принялся за перевязку.

Лекарство, предложенное сыном доктора, действительно оказалось весьма действенным.

Прошло всего несколько дней, а ладонь перестала быть такой опухшей, и рана начала потихоньку затягиваться. Даже после сегодняшней конной прогулки она практически не болела.

Что ж, ещё чуть-чуть – и можно будет собираться в обратную дорогу.

Наконец-то.

Гасконец тщательно перетянул ладонь тканью, а вот конец импровизированного бинта никак не желал прятаться нужным образом: всё-таки, должно быть, он слишком устал. Чертыхаясь, Шарль неловко затягивал его левой рукой, однако повязка всё равно держалась слабо.

– Давай помогу, – услышал вдруг за спиной и, обернувшись, увидел Катрин. Она была в длинной исподней сорочке, плечи прикрывал платок. Волосы, освобождённые из-под чепца, рассыпались по плечам тёмной волной и придавали всему облику женщины какую-то особенную уютность и мягкость.

Шарль молча протянул ей руку, и Катрин в одно мгновение затянула повязку.

– Спасибо, – юноша улыбнулся невольно. – А почему ты не спишь?

– Вот, спустилась воды попить, – Катрин наполнила кружку и села напротив. Пригубила немного. – Когда кормишь, пить всё время хочется. Ну да откуда тебе это знать…

– Ниоткуда, – лейтенант положил подбородок на сцепленные руки, продолжая разглядывать её. – Но я… очень рад тебе, честно. Хотя никак не ожидал встретить здесь.

– А я думала, ты уже не вернёшься никогда. Ты так поспешно уехал… И я даже не поверила своим глазам, когда снова увидела тебя.

Я тоже не поверил, подумал молодой человек, однако вслух, разумеется, ничего подобного произносить не стал. А вместо этого взял обе руки Катрин в свои ладони и легонько сжал:

– Тогда… мне и впрямь нужно было уехать, как можно скорее. Хотя это ни в коей мере не оправдывает моего поступка.

Кормилица ничего не ответила, и тогда он предложил:

– Давай поднимемся ко мне и поговорим.

Лицо женщины вспыхнуло, а рот искривился язвительно, и Шарль добавил поспешно, понимая, как прозвучало его предложение:

– Не обижайся. Я только хочу поговорить. А кухня – не самое удачное место для этого.

Катрин продолжала молчать.

Если вначале, увидев своего бывшего возлюбленного, она искренне обрадовалась, то теперь её душу всколыхнула самая настоящая злость.

Впрочем, она сама не могла понять толком, что испытывает.

В своё время первая красавица Артаньяна по-настоящему любила младшего сына своего сеньора, потом просто симпатизировала, а прошлым летом ей показалось, что страсть между ними вспыхнула снова. И тем больнее было, когда он так скверно обошёлся с ней. Затем она вроде бы простила его и даже уверила себя, что разлюбила окончательно, а увидев несколько дней назад, поняла, что ошиблась опять.

Прошло несколько лет, и Шарль д’Артаньян окончательно возмужал. Ни во взгляде, ни в манере улыбаться не осталось ни малейшего намёка на того привлекательного юношу, каким Катрин помнила его.

Он похудел и поседел ещё больше, дышал тяжело, а глядел до того нехорошо и недобро, что даже мурашки ползли.

Когда он явился вдруг на днях в сопровождении братьев, она откровенно испугалась этой его жёлчной улыбки, а теперь вот его взгляд был совсем другим. Младший из д’Артаньянов смотрел почти, как прежде, и улыбался вовсе не зло, а просто устало и немного растерянно.

Катрин до ужаса захотелось протянуть руку и погладить его по впалой щеке, она сама не знала, как удержалась.

Женщина вдруг ясно представила себя его глазами.

Пусть он выглядит больным и преждевременно постаревшим, но при этом всё равно держится с тем неуловимым изяществом, какое было присуще ему всегда. И его улыбка по-прежнему осталась такой же обворожительной – ох, как же он всегда изумительно целовался…

А она… Толстая, расплывшаяся, после нескольких родов от тонкой талии, что так нравилась ему, не осталось и следа. Кормилица вдруг мучительно застеснялась и своей фигуры, и неубранных волос, и огрубевших от тяжёлой работы красных, распаренных рук.

Злость перемешалась в её душе с болью и невероятной обидой.

Зачем он зовёт её к себе?

Уж явно не затем, чтоб поцеловать.

А его извинения… к чему они? Всё равно случившегося не изменить.

Как не вернуть прежнюю юную красавицу и счастливого мальчишку-подростка, влюблённого в неё.

Катрин хотела было подняться и уйти, но в последний момент раздумала.

В конце концов, почему только она одна должна страдать, вспоминая прошлое?

…

Катрин поднялась, запахнула плотнее платок на груди:

– Хорошо. Возможно, ты прав, и нам действительно нужно поговорить.

Шарль взглянул пристально, удивлённый её тоном, однако ничего не сказал.

Должно быть, он всё-таки ошибся, и бывшая подружка до сих пор не простила его… хотя, в принципе, её можно понять.

Он пропустил женщину в комнату, поставил на стол свечу, которую прихватил из кухни. Хотел было по привычке забраться на подоконник, однако потом всё-таки уселся в кресло.

Катрин вообще осталась стоять.

– А ведь я никогда не была у тебя, – произнесла, оглядываясь. – Даже когда переехала сюда, отчего-то не решалась зайти. А вот и лютня… я помню, ты приносил её как-то в Артаньян… Играешь ещё?

– Наверное, – Шарль смотрел задумчиво. – Во всяком случае, пока я был в Париже, не играл ни разу. Как-то не было случая.

– Некогда или некому?