Инга Лис - Истории дождя и камня

– Не злись, – мельник заморгал растерянно. – Я… ты же знаешь, я не мастак говорить. Просто я удивился… Я ведь приходил к тебе несколько раз, но сеньор Пьер сказал, что ты болеешь…

– Пьер? Болею? – теперь пришла очередь удивляться Шарлю. – Я даже не знал…

– Наверное, твой брат не хотел, чтобы тебя беспокоили, – Серж вздохнул. – Конечно, ты столько натерпелся…

– Со мной всё в порядке, – юноша взглянул на приятеля уже совсем по-другому. – Да ты разве не видишь?

– Я вижу, что ты сам на себя не похож, – толстяк покачал головой. – Ты даже прошлым летом… и когда болел, по-настоящему болел… не выглядел так. Там, в церкви, мы и впрямь не признали тебя.

– Не надо, – Шарль скривился. – Это всё… уже в прошлом.

Серж завздыхал опять, затоптался на месте, поглядывая на него с самым искренним сожалением.

– Слушай, – погладил осторожно по плечу, – ты не обижайся на Жана и Андре. Они… мы все тогда были не в себе.

– Я не обижаюсь, – молодой человек поднялся. Подобрал с земли куртку, отряхнул её. – Разве можно… обижаться на очевидное?

– Это не очевидное вовсе, – губы мельника задрожали, как и всегда, когда он слышал, по его мнению, какую-нибудь несправедливость. – Я знаю, ты был ему, – кивнул в сторону могилы, – лучшим другом, чем мы все, вместе взятые. Просто… ты не умеешь показывать своих чувств. Но разве это означает, что их не было вовсе?

– С ума сойти, – д’Артаньян-младший усмехнулся невольно. – Я и не помню, чтоб ты когда-нибудь произносил такие длинные и умные речи, толстый.

Серж тоже улыбнулся нерешительно, однако затем снова стал серьёзным:

– Просто я знаю, как тебе плохо. Ты ведь мучаешься и, наверняка, винишь себя в том, что Жак погиб.

– Потому что так и есть, – Шарль не отрывал взгляда от креста на могиле. – Если бы он не пошёл меня провожать… Я не звал его собой, поверь… Но если бы он не пришёл, я бы погиб.

– Если бы я был на его месте, – возразил ему Серж, – я бы, наверное, тоже так поступил. А Жак – тем более… Жан, конечно, палку перегнул, но… Жак ведь и вправду тебя любил, Шарль. Потому что ты был хорошим другом. А разве можно думать о себе, когда нужно спасать друга?

– Я не знаю, – юноша едва сумел разомкнуть пересохшие губы. Вздохнул растерянно. – А ты и впрямь думаешь… что я заслуживаю… и что он не жалел?

Серж взглянул на него даже с откровенным недоумением, а потом, протянув руку, вдруг потрепал по голове – как, бывало, делал раньше:

– Ты и впрямь ещё плох, раз говоришь такое. И потом, разве ты сам, если бы пришлось… неужели ты бы поступил по-другому?

Шарль ничего не ответил.

Он всегда знал, что мельник только притворяется недалёким растяпой, теперь же только ещё раз убедился в этом.

По крайней мере, от слов парня на душе действительно стало легче. Как и при мысли о том, что они расстанутся, будучи по-прежнему друзьями.

А толстяк словно услышал, о чём он думает, потому что спросил:

– Когда ты уезжаешь?

– Не знаю, – юноша покачал головой. Дотронулся до креста, словно прощаясь с любимым. – Наверное, до конца недели уеду. У меня практически не осталось дел в Кастельморе.

– Ну да, – пробормотал Серж, – больше тебя здесь ничего не держит… Ты бы зашёл к нам перед отъездом, а? Помирился бы с нашими.

– Посмотрим, – уклончиво ответил Шарль. – Идём отсюда. По дороге договорим.

– Идём, – легко согласился мельник. Похлопал ладонью по кресту. – Ну, бывай, Жак, – а потом обернулся к другу. – Я ещё вернусь сюда, как-нибудь на днях. Слушай, я просто уверен, что его душа попала в рай.

Ничего не сказав, д’Артаньян-младший только ускорил шаг: слушать подобные рассуждения было просто невыносимо.

– А ещё я думаю, – Серж, пыхтя, едва поспевал за ним, – что у тебя теперь будет одним ангелом-хранителем больше…

Прекрати, хотел было крикнуть Шарль, но взглянув на приятеля, сдержался. Спросил вместо этого:

– Скажи, а что с кузней? Там… уже работает кто-нибудь?

– Нет, – Серж помотал головой. – Сеньор Поль и наш староста чуть ли не каждый день проверяют кандидатов, но пока… сам понимаешь, не хочется брать, кого попало.

– Ну да, – пробормотал молодой человек, а его приятель внезапно остановился, и губы у него отчаянно задрожали:

– Как же так, малыш? Я… представить себе не могу, что приду в кузню, а там будет кто-то другой! И что Жак уже… никогда не будет ворчать, что я своей болтовнёй отрываю его от работы…

Шарль закашлялся. Горло мгновенно забил солёный комок – не то слёз, не то крови, – юноша даже удивился, как это его хватило на спокойный ответ.

– Ты привыкнешь, – сумел даже улыбнуться краем рта. – Просто должно пройти время. Ведь Господь никогда не посылает нам испытаний, которых мы не смогли бы перенести. Считай, что это тоже… своеобразное испытание.

– Ты… – толстяк остановился даже, разинул рот. – Ты это серьёзно? Или язвишь, как всегда? Какой же ты… какой же ты всё-таки недобрый!

– Добавь ещё, как это Жак мог любить меня такого, – как юноша ни пытался, но остановиться не смог. А если уж совсем честно, то просто не захотел.

– А вот не скажу! – на лице Сержа была написана самая искренняя обида. – Потому что вы с ним… два сапога – пара были! Стоили друг друга, уж я-то точно знаю!

И добавил задумчиво:

– Кто знает… может, наши парни всё-таки были правы насчёт твоего сердца?

После чего развернулся и пошёл прочь.

…

Шарль не стал его останавливать. Даже окликать не стал.

На душе было до противного пусто, а в памяти всё крутились слова приятеля о том, как привыкнуть, что в кузне теперь будет работать кто-то другой.

Разговаривая, они с Сержем вышли как раз с той стороны Артаньяна, где находилась кузня, и вот теперь юноша стоял перед её воротами, всё пытаясь представить себе, как здесь будет работать новый кузнец.

Представлялось запросто, и от этого по спине у молодого человека бежал муторный холодок.

Он не решился размышлять над этим всерьёз. Как и вспоминать о том, что именно здесь Жак чинил ему шпагу, подковывал Ворона. И, конечно же, здесь он сделал для него кольцо, с которым Шарль теперь не расстаётся.

Просто ушёл.

Хотел было зайти к Жаку в дом, но у крыльца нежданно-негаданно обнаружились Пьер и мэтр Бертран.

Староста, как обычно, размахивал руками, убеждая в чём-то его брата; д’Артаньян-старший слушал, наклонив голову, и лишь изредка ронял какие-то фразы.

Поначалу юноша решил обождать, в надежде, что они скоро уйдут, но староста и брат всё говорили, и тогда он передумал.