Инга Лис - Истории дождя и камня

И вместе с тем, сожаление об утраченных возможностях только усилило злость.

Но теперь уже в отношении д’Эстурвиля. С какой стати кадету обязательно знать его прошлое? Прошлое Шарля д’Артаньяна принадлежит только ему и Жаку, а мальчишка пусть довольствуется настоящим. Если, конечно, и впрямь испытывает к своему командиру какие-то чувства, как пытался убедить его в этом Пьер.

В конце концов, ведь та же Женевьева не претендует на подобное знание… и вроде бы всем довольна…

Ну, ты сравнил, тут же остановил сам себя гасконец. С белошвейкой у тебя отношения совершенно определённого характера, изначально не предполагающие никакой душевной близости… с твоей стороны, точно, а д’Эстурвиль – совершенно другое… по крайней мере, до сегодняшнего дня хотелось так верить.

Кстати, о белошвейке. Шарль ведь отсутствовал целый месяц и теперь просто обязан навестить её. Да ещё и изобразить, как сильно соскучился. И желательно, правдоподобно изобразить.

Твою мать…

Нет, положительно, он не готов к встрече с Женевьевой. Ни под каким предлогом. Потому что все его мысли совершенно о другом… так и оскандалиться недолго.

Или просто забежать к ней и, быстренько чмокнув в щёку, солгать, что прямо сегодня уезжает на войну?

А может, так оно и случится: он ведь ещё не был у де Тревиля и не знает ничего о предстоящей осаде.

Решительно, надо срочно вымыться и отправляться в особняк капитана. А потом уже можно будет сориентироваться в дальнейших действиях.

В частности, подумать над тем, что делать с д’Эстурвилем и как свести к минимуму общение с Женевьевой.

Какая же ты всё-таки скотина, Шарль д’Артаньян…

Капитан, как ни странно, искренне обрадовался его возвращению.

– Ну, наконец-то! – сказал он, когда Шарль появился на пороге. – Вы очень кстати, г-н лейтенант!

– Здравствуйте, – юноша постарался ничем не выдать своего удивления, поклонился, как положено. – Готов к исполнению ваших распоряжений.

– Как съездили? – спросил его де Тревиль. – Как здоровье мадам Жанны?

– Благодарю вас, дома всё в порядке.

– Отлично. А знаете, молодой человек, – тут капитан усмехнулся вдруг, – что в своё время я тоже ухаживал за вашей матушкой? Так что, предпочти она меня… вы вполне могли бы оказаться моим сыном.

– О! – только и сказал Шарль, который никак не мог понять причин такого тёплого приёма. Интересно, что произошло в его отсутствие?

– Ну наконец-то я вижу на вашем лице отголосок хоть каких-то эмоций. Знаете, сударь, несмотря на некоторые разногласия, случившиеся между нами, я очень ценю то, как вы относитесь к выполнению своих обязанностей. Уверен, что Ангерран, будь он жив, гордился бы вами.

Чего же ты хочешь от меня, хитрый лис?

– Спасибо, – лейтенант наклонил голову. – Если честно, мне очень не хватает отца. Поэтому… тем более хотелось бы оправдать его ожидания.

– Я считаю, что вы уже… более чем оправдали, – сказал де Тревиль. – А учитывая то, что начались военные действия, у вас будет ещё много возможностей снова доказать свою верность престолу.

Ага, вот это уже ближе к делу…

– Военные действия уже начались? Когда?

– В начале мая к Ла-Рошели подошел английский флот. Не меньше сотни кораблей, – ответил капитан. – Но все его действия ограничились перестрелкой с батареями дамбы. Ничего не добившись, англичане ушли домой… кажется, 18-го числа, не помню точно. Так что, как видите, вы не пропустили ничего важного. И у вас, повторюсь, ещё не раз появится возможность проявить себя, выполняя различные поручения, которые я не могу доверить рядовому солдату.

Надеюсь, эти поручения не будут связаны с ситуацией, подобной событиям в Амьенском саду, подумал юноша, а вслух произнёс другое:

– Я выполню любой приказ, который будет способствовать возвышению нашего государства.

– Замечательно, – де Тревиль сделал вид, что не расслышал ударения, с каким его заместитель произнёс окончание фразы. – Тогда ваши дальнейшие действия таковы. Часть наших солдат во главе с де Бемо уже отправились под Ла-Рошель… и ваши друзья Атос, Портос и Арамис, кстати, тоже. Вы же формируете оставшуюся сотню в два отряда, проверяете их боеспособность… ну да что вам объяснять… Один отряд оставляете для несения дежурств в Лувре… и подумайте хорошенько, кого оставить в нём командиром… Ну а с другим через два дня выступаете к месту боевых действий.

– Слушаюсь, – Шарль поднялся, надел шляпу. – Насколько я понял, поручения последуют позже? Когда вы планируете приехать под Ла-Рошель?

– Как только у его величества пройдёт лихорадка, и он будет в состоянии совершить столь длительное путешествие. Ну а что до поручений… пока просто будьте готовы к ним. И да, кстати, – добавил де Тревиль, когда юноша уже стоял в дверях, – удерживайте наших молодцев от разных безрассудств. Следите, чтобы вражда, которая завязалась между некоторыми из них, не была перенесена на поле боя. Потому что война, знаете ли, дело непредсказуемое, и законы тут будут действовать совсем другие.

Шарль ничего не сказал, молча вышел.

И только в коридоре дал волю чувствам, изо всех сил ударив кулаком о стену.

Значит, история с дуэлью не забыта.

Конечно, Тревиль не дурак, и было бы крайне самонадеянным думать, что он поверил до конца его россказням о шуточном бое, но вместе с тем, Шарль всё-таки рассчитывал, что по прошествии времени, а особенно с началом военных действий, эта неприятность забудется.

Ан нет, более того, капитан, видимо, решил, что будет нелишним напомнить о ней своему подчинённому. И всё это смахивает на откровенный шантаж…

Интересно, о каких поручениях может идти речь?

И как отказаться от них, если он в ответе за учительского племянника, а капитан помнит об этом?

А самое скверное то, что все его приятели уже отбыли под Ла-Рошель, и выяснить, что происходило в роте в его отсутствие, нет никакой возможности.

Не у д’Эстурвиля же об этом спрашивать, в самом деле, хотя… чёрт, как же хочется увидеть его!

…

Всё-таки он не удержался от соблазна.

И хотя убеждал сам себя, будто направляется в казармы исключительно чтобы отдать распоряжения о сборах, что поговорить с кадетом необходимо, предупредив его о злопамятности капитана, знал: всё это на самом деле – лишь отговорки.

Он просто хотел видеть Жака д’Эстурвиля.

Несмотря на то, как обошёлся с ним – что в ту ночь, что сегодняшним утром.

Несмотря на то, что ненавидел ультиматумы и даже приблизительно не представлял себе, как рассказать одному Жаку о другом.

Несмотря на то, что лионец имел полное право вообще отказаться от любых бесед со своим командиром и просто послать того ко всем чертям.

Погоди, сказал он сам себе уже перед самым входом в казарму, неужели ты хочешь сказать, что действительно влюбился?