Инга Лис - Истории дождя и камня

Так что у защитников крепости оставалась надежда только на бои непосредственно под стенами или на помощь извне.

– Знаете, что меня удивляет? – произнёс он наконец. – Как они держатся до сих пор. Потому что крепость обречена. Это лишь вопрос времени.

– Вот именно, только вопрос времени, – кардинал сощурился довольно, будто кот. – А также хороший пример тому, насколько может быть губителен религиозный фанатизм.

– Меня всегда пугали крайние проявления любых чувств, – пробормотал Шарль, а первый министр взглянул на него с откровенным удивлением:

– Вы нравитесь мне всё больше и больше, д’Артаньян. Поначалу я видел в вас только ловкого исполнителя опасных поручений, но теперь лишний раз убеждаюсь, что приобрёл в вашем лице верного единомышленника, а также умного собеседника.

– Вы преувеличиваете мои добродетели, – с усмешкой сказал молодой человек. – Однако я действительно придерживаюсь ваших взглядов, когда речь заходит об интересах нашего отечества.

– Отечества? – первый министр приподнял бровь. – Интересное слово вы употребили только что. Видите ли, я давно уже вижу Францию не простым скоплением парижан, бретонцев, бургундцев и ваших земляков, а единым могучим организмом, жители которого, вне зависимости от места проживания, одинаково чувствовали бы свою принадлежность к французской нации. Отечество, говорите вы? Надо будет чаще употреблять в своих докладах его величеству именно это слово. Однако я увлёкся…

– Я слушаю, – Шарль снова принялся рассматривать карту. – Что мне предстоит сделать?

– То же, о чём мы говорили в прошлый раз. Незаметно проникнуть в крепость, разыскать членов магистрата и убедить их капитулировать. Каким образом – вам решать. Я же даю разрешение применить любые методы.

– Любые? – недоверчиво переспросил гасконец, а взгляд кардинала стал жёстким:

– Вы совершенно верно расслышали. Я говорю об этом с такой лёгкостью, потому что уверен: вы не станете без нужды проливать кровь. Так что предоставляю вам полную свободу действий. Только крепость не сильно разрушайте: она мне ещё пригодится.

– Договорились. Ох, простите, ваше преосвященство… И всё же… Как я попаду в Ла-Рошель?

– Видите обозначение? Это ворота Порт Мобек, через которые в город доставляются лодки с солью. В начале весны наши сапёры пытались взорвать их. Пять тысяч человек были готовы ринуться на штурм, едва только пролом был бы готов, но, к сожалению, они не рассчитали силу снарядов, а также того, что из-за холодной погоды порох отсырел. Одним словом, операция не удалась, хотя ворота и перестали использовать по назначению. И брешь в них осталась. Вполне достаточная для того, чтобы ней мог воспользоваться один человек. Особенно – вашего сложения.

А потом Ришелье вынул из ящика стола запечатанный конверт:

– Это – детальный план города. Хорошенько изучите его, пока есть время, чтобы вы могли свободно ориентироваться. Помните, быстро добраться до ратуши и не быть при этом задержанным уличными патрулями – уже половина успеха.

– Хорошо. Как я узнаю, что пришло время действовать?

– Мой посланник разыщет вас и передаст все необходимые распоряжения. Пароль: «Король и Ре».

– А ответ?

– Нет нужды. Вы – слишком заметная фигура, вас ни с кем не спутаешь.

– Гм, – Шарль спрятал конверт за пазуху. – Тогда последний вопрос: когда, предположительно, может появиться ваш человек?

– Пока не могу дать вам ответ, – первый министр позвонил в колокольчик, и Луи тотчас же внёс поднос с двумя бокалами вина, сладостями и фруктами. – Присаживайтесь и составьте мне компанию. Насколько я знаю, вы прибыли сегодня утром, но даже не успели пообедать, верно?

– Я привык, – юноша даже не удивился подобной осведомлённости и без всякого стеснения принял кубок.

– Как я уже говорил, король хочет поиграть в солдатики, и я не могу лишить его этого невинного удовольствия, – продолжал между тем Ришелье. – Так что как минимум несколько недель у нас в запасе есть. А к тому времени или Ла-Рошель всё-таки сдастся, или вам придётся действовать. А может быть, произойдут некоторые события, которые и без наших усилий в корне изменят существующее положение вещей…

– Какие события? – гасконец пристально взглянул на собеседника, но тот лишь пожал плечами:

– Ну откуда же мне знать? Пути Господни неисповедимы. Лучше скажите мне другое. Что вы хотите за эту услугу, д’Артаньян?

– Я ещё не оказал вам никакой услуги, – заметил мушкетёр, однако кардинал прервал его взмахом руки:

– Перестаньте скромничать! У всего есть своя цена, и уже только то, как безоговорочно вы согласились выполнить моё поручение, хотя понимаете, насколько оно опасно, заслуживает награды. Ну, чего вы хотите? Денег? Титул?

– Ничего, – упрямо повторил Шарль, и его глаза вспыхнули зло. – Более того, я бы хотел, чтобы моё имя вообще не упоминалось в связи с падением Ла-Рошели. Если, конечно, это действительно случится вследствие моих действий.

– Оказывается, я совсем не знаю вас, – Ришелье пригубил вина. – А точнее… как только я начинаю думать, что могу предугадать ваши поступки, вам каждый раз удаётся по-настоящему удивить меня.

– Простите, монсеньор, – лейтенант склонил голову, уже жалея о своей несдержанности. – Я не скромничаю и вовсе не хочу набавить себе цену. Я хочу послужить своей стране, и только.

– А вам известно, что гордыня – один из самых тяжёлых смертных грехов? – поинтересовался его собеседник. – Однако оставим эту проблему для вашего ротного капеллана… Но, быть может, вы хотите попросить что-нибудь для ваших родных? Или для того прыткого молодого человека, который полтора месяца назад так заигрался с племянником Дэзессара, что вам пришлось разнимать их? Надеюсь, ваша рука уже достаточно зажила, чтобы не помешать выполнению задания?

Как Шарль ни старался, а всё равно вздрогнул. Что ж, после намёков де Тревиля, вполне можно было ожидать чего-то подобного и от кардинала, однако разочаровываться в его преосвященстве оказалось куда неприятней, чем в капитане.

С минуту он размышлял, как лучше поступить, а затем всё-таки решился.

– Возможно, вы расцените мои слова, как очередную дерзость, монсеньор, однако позвольте напомнить, что я дал согласие выполнить ваше поручение задолго до того, как мой… протеже вообще прибыл в Париж. И дал его добровольно. Поэтому я не вижу никакой необходимости прибегать к таким заявлениям. К чему оказывать на меня давление подобного рода?

– Не можете смириться, что стали уязвимы? – лицо Ришелье оставалось непроницаемым, и было непонятно, рассердил его тон гасконца или только позабавил. – Не обижайтесь, шевалье. Просто вы интересны мне. И я так давно хотел найти в вашей защите брешь… скажите честно, мне удалось?