Инга Лис - Истории дождя и камня

И мысли юноши невольно опять вернулись к гасконцу.

Всё-таки интересно, как бы тот отреагировал, если бы Жак заявил ему о своих желаниях?

Возможно, снова напомнил бы, что вся эта история – не что иное, как ошибка.

А возможно, воспользовался бы ситуацией. Как после того разговора в «Сосновой шишке».

Их первая близость моментально всплыла в памяти во всех своих неприглядных подробностях.

Желание тут же ушло.

А вместо этого накатила дикая злость.

Вот и расслабился.

Твою мать…

Кадет подтянул кое-как штаны и сел, принялся тереть виски.

– Д’Эстурвиль, – сонным голосом сказал в этот момент де Террид, – ну что вы всё крутитесь и не спите?

– Простите, – Жак постарался ответить спокойно: вот чёрт, интересно, когда тот проснулся?

Его приятель вздохнул:

– И что, собственно, не даёт вам покоя? Только не говорите мне, что вы опять думаете о нашем лейтенанте… а то я не пойму вас.

Молодой человек невольно засмеялся: а ведь Жан даже не подозревает, что попал в точку!

– Чем ближе мы к Ла-Рошели, тем тревожней у меня на душе. Такое объяснение вам понятно?

– М-м-м, – задумчиво произнёс де Террид. – А мне кажется, вы врёте, сударь. Ну, кто она? Признавайтесь.

С минуту д’Эстурвиль молчал, борясь с желанием выговориться, пусть хоть частично, но потом всё-таки взял себя в руки:

– Не обижайтесь, шевалье, но это… слишком личное.

– Ого! – Жан даже приподнялся на своей охапке соломы. – Что, всё настолько серьёзно? Или… бесперспективно?

– Боюсь, и то, и другое, – Жак взглянул за окно, где уже серел скорый летний рассвет. – Ладно, мой друг, досыпайте, пока есть возможность. И уж простите, что разбудил вас. А я пойду во двор, потому что уже всё равно не засну.

– Не вешайте нос, – де Террид ободряюще улыбнулся ему, а потом улёгся обратно, натянул плащ до самых глаз. – Вот попомните моё слово: возьмём Ла-Рошель, вы вернётесь героем, и ваша строптивая пассия сменит гнев на милость.

Д’Эстурвиль ощутил, как от этих простых, но искренних слов на душе невольно становится легче.

– Спасибо, – ответил он и вышел.

…

Однако стоило ему оказаться во дворе, как он понял, что восстановить душевное равновесие всё-таки не удастся.

Потому что неподалёку от сарая, где ночевали кадеты, на поваленном бревне сидел д’Артаньян и просматривал какие-то бумаги. Несмотря на утреннюю свежесть, он был в одной рубашке – только поверх наброшен камзол, – волосы рассыпались по плечам, и гасконец время от времени нетерпеливо сдувал особенно непослушные пряди, которые падали ему на глаза.

И седины в этих прядях стало намного больше, чем до поездки лейтенанта в Гасконь – а может, это Жаку просто показалось?

Молодой человек остановился неподалёку, потому что не был уверен, стоит ли подходить, однако гасконец при звуке шагов тотчас же поднял голову.

– Ранняя пташка? – спросил с каким-то непонятным выражением. – Ладно, я… никак не могу заснуть, но вам-то, отчего не спится?

Как будто вам не всё равно, подумал Жак и всё-таки присел на краешек бревна. Спросил неприязненно:

– Зачем вы спрашиваете и что хотите услышать? Можно попросить вас говорить прямо? Потому что я устал, если честно, пытаться понять истинный смысл ваших слов.

Д’Артаньян медленно сложил бумаги; теперь он смотрел уже безо всякой насмешки:

– Что-то случилось? Я всего лишь спросил, отчего вы не спите.

– Ничего не случилось, – и Жак повторил уже рассказанную де Терриду ложь. – Скоро бои. Мне кажется, тут есть, отчего потерять сон.

– Ну да, – гасконец кивнул и замолчал надолго.

В профиль лейтенант напоминал хищную птицу, однако впервые д’Эстурвиль чувствовал себя настолько спокойно в его обществе. Почему-то он был абсолютно уверен, что именно сейчас командир не оттолкнёт его, и они, возможно, даже смогут по-настоящему поговорить.

– Хорошо, – сказал между тем д’Артаньян, – давайте кое-что выясним. Я знаю, что скверно поступил с вами. Что вы имеете полное право не только обидеться, но и вообще послать меня ко всем чертям…

– Я не собираюсь посылать вас ко всем чертям, – возразил Жак. – Я хочу… а впрочем, какая разница…

– Послушайте, – гасконец сорвал травинку, сунул её в рот, – я не лгал вам, когда говорил, что происходящее между нами для меня слишком серьёзно. Но вместе с тем… я не готов ответить на ваши вопросы.

– Что ж… – начал было кадет и тут же замолчал, потому что от разочарования горло вдруг забил тяжёлый горький комок.

Закашлялся, отвернулся резко.

– Д’Эстурвиль… – позвал его лейтенант. – Давайте поступим так. Давайте попробуем быть… если не друзьями, то хотя бы просто спокойно общаться. Потому что на войне нельзя по-другому. А вот когда всё закончится, и мы вернёмся в Париж… Возможно, тогда… если, конечно, вам по-прежнему ещё будут нужны ответы…

Лионец молчал, изо всех сил борясь с желанием пусть невзначай, но хоть на мгновение коснуться в ответ руки д’Артаньяна.

– Не надо, – тот совершенно верно истолковал возникшую напряжённую паузу. – Вы же должны понимать: мы у всех на виду.

Жак ничего не ответил, только вздохнул судорожно, и тогда лейтенант продолжил, но уже гораздо мягче:

– Да, вот ещё что. Я хотел поговорить об этом ещё в Париже, но тогда у нас с вами… не очень получалось разговаривать, верно? Так вот, война – это не только боевые действия. Возможны… разные странности. И то, что в другой ситуации никогда не коснулось бы вас как простого кадета, теперь может задеть, потому что вы числитесь именно моим протеже.

– Ну да, вы же отвечаете за меня перед моим дядей, – не удержался молодой человек, а д’Артаньян взглянул на него с едва заметным раздражением:

– Конечно, отвечаю. А вы так реагируете каждый раз на эти мои слова, словно в этом есть что-то дурное. Или… вы хотите услышать ещё какое-то объяснение?

Он замолчал, а потом вдруг улыбнулся – открыто, спокойно, и его глаза из угольно-чёрных сделались цвета растаявшего шоколада:

– Ладно, признаюсь… и пусть это будет, так сказать, авансом с моей стороны… Тот факт, что вы – племянник моего учителя, отнюдь не главная причина, отчего меня так заботит ваша судьба. Довольны? Ого, спокойно, – продолжил он поспешно, видя, какое лицо сделалось у Жака при этих словах. – А то у вас такой вид… словно с вами сейчас случится то же, что и со мной, когда мы… общались в конюшне.

Кадет фыркнул невольно.

– А, – и тоже улыбнулся в ответ, – так значит, мне не показалось?

– Нет, не показалось. Это вам дополнение к авансу, – однако затем д’Артаньян выплюнул изжёванную травинку и заговорил совершенно по-другому. – А теперь слушайте внимательно. Конечно, скорее всего вас эта ситуация обойдёт стороной, но я обязан предусмотреть все варианты. Если вы вдруг получите какой-либо приказ, который покажется вам… неожиданным, странным, я не знаю… но вы – умный мальчик и должны почувствовать… так вот, вы немедленно сообщаете мне. Слышите, в любое время, даже если вы получите приказ действовать сразу же, не согласовывая свои действия со мной, и приказ этот будет исходить от нашего капитана или якобы от короля, вы всё равно сначала придёте ко мне. Разыщите меня, где бы я ни был. Понятно?