Инга Лис - Истории дождя и камня

На деле всё оказалось проще.

Выяснилось, что в сумасшествии боя нет времени для моральных дилемм, и когда на тебя наводят мушкет, не до размышлений о ценности человеческой жизни.

Он даже не помнил, скольких человек убил – двоих или троих, – и скольких ранил. А может, это была защитная реакция организма, и завтра воспоминания нахлынут с такой силой, что он будет блевать не хуже своих товарищей…

Пока же кадет хотел только одного: вымыться. Он и в Париже плохо переносил вечное отсутствие воды, что уж говорить о том слое пота и пыли, которым он покрылся в ходе боя?

Конечно, по уставу нужно было получить разрешение лейтенанта, но того нигде не оказалось; тогда Жак, поспешно стащив казавшуюся пудовой, разогретую от боя кирасу, предупредил де Террида и отправился на побережье.

Море он любил ещё со времён своего обучения в Нанте, а потому быстрым шагом поспешил к скалам. Ещё накануне, только прибыв в лагерь, поставив палатку и поручив уставшего коня слугам, юноша принялся изучать окрестности, пользуясь всеобщей неразберихой и довольно продолжительной отлучкой лейтенанта. Конечно, территорию всего лагеря он обойти не успел, да и незачем было, однако всё-таки успел приметить множество укромных бухточек в скалах со стороны дамбы. Да и сама дамба надёжно защищала местность от возможных выстрелов с крепостных стен, что обещало вполне безопасное купание.

В одной из таких бухт Жак разделся и, припрятав одежду со шпагой между камней, торопливо вошёл в воду. Даже не думая, холодна она или нет, потому что желание вымыться к тому времени стало просто нестерпимым. Да и к тому же времени у него было совсем мало, потому что его отсутствие в лагере могли заметить в любую минуту. И неизвестно, как д’Артаньян воспримет эту его самовольную отлучку, а портить такое хрупкое перемирие с гасконцем хотелось меньше всего.

Как и ожидалось, вода, нагретая солнцем, была не просто тёплой, а по-настоящему парной. Молодой человек несколько раз окунулся с головой и, постанывая от наслаждения, смыл с себя грязь, усталость и все возможные дурные воспоминания.

А потом с не меньшим удовольствием растянулся на тёплой гальке, ожидая, пока подсохнут влажная кожа и волосы.

Сощурившись, стал рассматривать небо, похожее на опрокинутую синюю чашу с чёрными точками чаек на нём, которые оглашали окрестности пронзительными криками. Постарался максимально расслабиться, не допуская в измученное сознание ни малейшей, даже самой невинной мысли: в конце концов, у него ещё будет время для беспокойных раздумий.

А затем, наверное, он всё-таки задремал, потому что не услышал шагов, а только насмешливый голос откуда-то сверху и сбоку:

– Вам не кажется, что валяться в таком виде во время военных действий – весьма рискованное занятие, а, господин кадет?

Жак подскочил, пытаясь нашарить рукой шпагу, и только в последний момент остановился: хорош же он – голый, но зато со шпагой…

– Ага, смешно, – д’Артаньян хмыкнул, словно угадав его мысли. – Привет.

– Привет… – сообразив, наконец-то, кто перед ним, лионец сел и неловко попытался прикрыть рукой пах. – А ты… вы… Я не заметил вас…

– Потому что я как раз в соседнюю бухту заплыл, – и лейтенант подал кадету его штаны. – Но вещи-то мои… вот же они.

– Я не особо смотрел по сторонам, – д’Эстурвиль натянул штаны и наконец-то почувствовал себя уверенней. – Уж очень хотелось в воду.

Теперь он уже открыто взглянул на своего командира, а тот стоял и не спешил одеваться. Словно приглашал Жака получше рассмотреть его.

При своём небольшом росте и изрядной худобе д’Артаньян оказался просто отлично сложен: тонкий, стройный, с гладкой кожей, покрытой ровным загаром. И вместе с тем, под этой кожей явственно проступали твёрдые узлы мускулов. А ещё д’Эстурвиль отчётливо разглядел на плечах, груди и даже бёдрах гасконца белые полоски шрамов. Их было немало, и это не были следы одной лишь охоты или каких-то случайных мальчишеских шалостей. Большинство из них были совершенно очевидными дуэльными шрамами – так значит, д’Артаньян не всегда был таким ярым противником поединков…

Жак ещё раз прошёлся глазами по красиво очерченной груди лейтенанта, по которой стекали блестящие капельки воды, узкой талии, длинным ногам с тонкими сильными щиколотками – не зря же говорят, что у гасконцев, выросших в гористой местности, поистине стальные икры, – а потом перевёл взгляд на плоский худой живот и ниже – помнится, ему уже давно было интересно, как его командир выглядит обнажённым.

Тут же накатило желание, причём настолько сильное, что молодому человеку показалось, будто он попал под удар штормовой волны. Он хватанул ртом воздух, отвёл поспешно глаза.

А д’Артаньян вдруг подошёл к нему вплотную и прижался всем телом – Жак явственно ощутил, как член гасконца встаёт и упирается ему в бедро, – обхватил обеими руками за виски, заставил нагнуться.

– Только не кусайся больше, ладно? – и поцеловал, даже не дождавшись ответа.

Губы лейтенанта были солёными после морской воды, и лионец с удовольствием ответил на поцелуй. Постарался быть просто нежным, хотя догадался бы кто, чего ему стоила эта сдержанность.

– Если бы я знал раньше, как ты целуешься, то не стал бы столько ждать, – д’Артаньян отстранился, принялся натягивать штаны. Уселся на выступающем валуне, взглянул насмешливо. – Садись, время есть.

– Ох… – ноги у Жака мгновенно сделались ватными; он буквально упал на песок. – Что же вы делаете со мной, д’Артаньян?

– То, что и ты со мной, – сказал гасконец, но уже безо всякой насмешки. – И вообще, тут не лагерь, и не казарма: можно без «вы». Коль у нас начало получаться более-менее нормальное общение… Сильно устал? Это ведь твой первый бой, верно?

– Да, – д’Эстурвиль только сейчас ощутил в полной мере, как ноют руки и плечи. – Если честно, у меня в голове такая каша… Поэтому я и решил искупаться. Я искал… тебя, чтобы предупредить, но не нашёл… Если бы я знал, что ты здесь…

– Каша – это нормально, – д’Артаньян наклонился и отжал мокрые волосы, тряхнул головой. – Но ты хорошо дрался, я видел. Без лишней жестокости… и это правильно.

– Никогда не понимал, как можно с лёгкостью убить человека, – сказал Жак. – Тем более, если ты видишь его впервые, и он… лишь отвлечённо… временно считается твоим врагом…

– Даже настоящего врага трудно убить, – возразил лейтенант. – Однако к чёрту бои… Ты любишь море?

– Очень, – кадет улыбнулся невольно, забыв, что ещё мгновение назад хотел попросить разъяснить фразу о врагах. – Я ведь даже… по окончании пансиона… хотел записаться на корабль, пусть для начала простым моряком… это ведь не настолько важно… Но тут пришло письмо от дяди, и я поехал в Лион. Решил, что это, наверное – знак.