Инга Лис - Истории дождя и камня

– Ну конечно, – сказал он, ядовито усмехаясь, – заслуга г-на д’Артаньяна просто неоспорима. Кто ещё, как не наш лейтенант, известен такой осторожностью, граничащей с… гм, право, я даже не могу подобрать нужного слова…

Герцог произнёс последнюю фразу особенно громко, так что её услышали даже кадеты из задних рядов. Кое-кто из них, не удержавшись, громко ахнул, а Жак увидел, как их командир побледнел так, словно ему в лицо плеснули молоком.

Потому что его, лейтенанта королевских мушкетёров, только что публично обвинили в трусости.

И уклониться от ответа было никак нельзя.

Месье невинно хлопал своими длинными ресницами, король вопросительно приподнял бровь, на лице де Тревиля читалась откровенная досада. Только Ришелье смотрел совершенно спокойно, и именно эта реакция первого министра помогла Шарлю внутренне собраться.

– От меня зависели жизни сотни человек, – произнёс он с безмятежной и оттого ещё более уничижительной улыбкой, – а потому мне не совсем понятно, каких ещё действий ожидал от меня его светлость герцог. И в дальнейшем я так же не позволю себе неоправданно рисковать солдатами его величества. Потому что это не деревянные фигурки, к которым кое-кто привык, а живые люди.

Мушкетёры одобрительно зашумели, но де Тревиль предостерегающе поднял руку, и шум тотчас же умолк. А в разговор вдруг вмешался Ришелье.

– Ваше величество, – заговорил он, склонившись к Людовику, – разве г-н д’Артаньян когда-нибудь давал вам повод усомниться в его храбрости? И потом, сейчас, как мне кажется, речь не должна идти о том, осторожничал ваш лейтенант или нет. В первую очередь, следует выяснить, кто вообще решил отдать приказ о начале атаки, не дождавшись вашего прибытия.

От этих слов кардинала Месье моментально увял и опустил глаза.

– Кстати, да, – сказал король, и в его голосе промелькнули мстительные нотки, – тут вы совершенно правы, ваше преосвященство. Мы непозволительно задержались. Г-н лейтенант, сегодня вечером я жду вас на совете, где вы отчитаетесь относительно действий роты во время последнего сражения.

Шарль молча наклонил голову в знак подчинения, и король, тронув пятками бока лошади, направился в сторону гренадёров.

Торжественная встреча монарха заняла довольно много времени; Жак едва дождался её окончания.

Наконец королевский кортеж отбыл, и солдатам было позволено разойтись.

Было понятно, что теперь, пока король не разберётся в состоянии дел, никаких новых вылазок не предвидится, а потому кадеты тут же собрались отпраздновать это событие. Позвали, конечно, и д’Эстурвиля. Он согласился, уточнив, правда, что присоединится к веселью немного позже – после того, как выяснит график своих дежурств.

Всё это были, разумеется, отговорки, ведь очерёдность дежурств Жак уже давно выучил назубок.

Просто он хотел улучить минутку и всё-таки переговорить с д’Артаньяном, потому что, в отличие от остальных, каким-то шестым чувством понял, что стычка между лейтенантом и герцогом может иметь куда более серьёзные последствия, чем то могло показаться вначале.

Он и сам не знал, откуда пришла такая уверенность в собственных действиях, но только д’Эстурвиль, не мешкая, вернулся в лагерь и прошёл к палатке своего командира.

То ли ему просто повезло, то ли он и вправду начинал всё лучше понимать гасконца, но тот действительно оказался внутри, причём один.

Сидел за столом, листая какую-то книгу, хотя, наверняка, делал это больше для того, чтобы отвлечься, чем действительно читая.

– Кто там? – спросил неприязненно, не поднимая головы, а Жак вошёл, даже не спрашивая разрешения, и плотно задёрнул за собой полог.

– Это я, – только и сказал, а брови д’Артаньяна приподнялись удивлённо: конечно, он явно не ждал подобного визита:

– Что вам угодно?

Лионец ничего не ответил, потому что и сам не разобрался до сих пор в собственных мыслях. А лишь ухватил командира за руку и буквально вытащил из-за стола. Всё так же, не произнеся ни слова, обнял его и стал целовать.

Сначала просто в губы, а потом уже куда попало – в щёки, лоб, шею, подбородок и снова в губы.

Душу захлестнула волна какой-то необъяснимой нежности, и д’Эстурвилю впервые захотелось сказать открыто, что лейтенант значит для него.

– Погоди… – гасконец наконец-то перехватил его руки и заставил остановиться. – Перестань… Да что случилось?

– Я не знаю, – Жак почувствовал, что его начинает трясти от напряжения. – Я просто испугался, что король поверит своему брату, а не вам… Что происходит, д’Артаньян? Отчего герцог так относится к вам? Ведь это же вам он обязан этой победой – все знают!

– Так, – и Шарль быстро зажал ему рот ладонью, – а вот об этом ни слова. Что за ерунду ты несёшь?

– Просто когда мы приехали, то поговаривали, будто нам предстоит штурм башни Шен, хотя все знали, что это просто сумасшествие. А потом… потом вдруг нам приказали атаковать крепость Св. Николая. И кое-кто утверждает, что это именно вы убедили его сиятельство изменить направление основного удара.

С минуту д’Артаньян молчал, а потом сказал со вздохом:

– Ты прав, мы бы ни за что не взяли ту проклятую башню, особенно в лобовой атаке, как это собирался сделать герцог. А народу бы легло – даже страшно представить… Впрочем, к штурму крепости Св. Николая наши войска тоже не были по-настоящему готовы, однако я подумал, что так жертвы будут куда меньшими, а победа всё-таки упрочит наши позиции. Но это между нами, понятно тебе?

Д’Эстурвиль кивнул, а гасконец вдруг протянул руку и погладил его по щеке:

– Не бойся. Месье – просто злой, испорченный мальчишка. Я ему не по зубам, поверь. Да и к тому же… ему сейчас будет не до меня, потому что его высочеству ещё предстоит объясняться со своим братом по поводу этого самовольного штурма.

– Знаете, чего ещё я не могу понять? – задумчиво произнёс Жак. – Почему, когда герцог оскорбил вас, наш капитан даже не попытался вмешаться? Ведь за вас пришлось вступиться кардиналу, а де Тревиль… я же видел его лицо: эта ситуация вызвала у него всего лишь досаду, но никак не возмущение!

– Это называется политикой, вот и всё, – лейтенант пожал плечами. – Поэтому я ещё в Париже предупреждал тебя об осторожности. К сожалению, я – не самый удобный покровитель.

– А мне другого не надо! – в голосе кадета зазвучали такие знакомые упрямые нотки, что Шарля зазнобило даже и тут же бросило в жар.

У меня есть ты, и никто другой мне не нужен…

Как же давно звучали эти слова, как же он был счастлив, когда услышал их. Но уберечь товарища всё равно не сумел.

И вот теперь он снова слышит их, но как же сделать так, чтобы не навредить ещё и этому парню?

– Что с тобой? – спросил его между тем д’Эстурвиль, как-то легко переходя на «ты». – Я опять… заставил тебя вспоминать прошлое, да?