Инга Лис - Истории дождя и камня

Лейтенант побледнел:

– Всё настолько плохо?

– Вроде бы нет, но кто знает? В таких случаях ведь нельзя предугадать наверняка. Пока это простая предосторожность с дядиной стороны, и, хочется надеяться, такое положение дел сохранится ещё надолго.

– Отпишись мне по приезде, – попросил тогда Шарль. – Как только увидишься с дядей, хорошо?

– Конечно. Только куда писать? Сюда или в Париж?

– Продублируй письмо, на всякий случай, – молодой человек аккуратно вытер свою миску оставшимся куском хлеба и отправил её в корзину. – Потому что каждый новый день может кардинально изменить существующее положение вещей. Возможно, Ла-Рошель сдастся, а может быть, англичане всё-таки сумеют оказать осаждённым помощь, и тогда, кто знает, насколько затянется осада…

– Договорились, – Пьер отправил свою миску следом. – Не переживай заранее, малыш. Думаю, дядя просто хочет подстраховаться. Ведь он хоть и младше отца, но тоже уже далеко не молод.

– Знаешь, только сейчас начинаю чувствовать, как стремительно стареют наши родные, – Шарль со вздохом налил брату ещё вина. – Такое впечатление, что время бежит быстрее… или это нормально?

– Ты чересчур болезненно воспринимаешь некоторые вещи. Зря ты всегда отказывался поговорить по душам с отцом Реми, – Пьер взглянул на брата с откровенным сочувствием. – Ну, теперь твоя очередь рассказывать.

– О чём?

– Будто не понимаешь. Я успел получить твоё последнее письмо. Злое и расстроенное. О каком ультиматуме идёт речь?

– А, – юноша поморщился невольно, – ты об этом… Он хочет знать, кого напоминает мне. А я… я совершенно не могу рассказывать о Жаке. Вот, собственно, и всё.

– Нет, так не пойдёт, – возразил ему брат. – Давай-ка всё сначала. Итак, ты вернулся в Париж, вы встретились и поговорили…

– Да, я вернулся, мы встретились и поговорили, – лейтенант раздражённо потёр подбородок, продолжая морщиться, словно щетина всерьёз колола ему подушечки пальцев. – Очень… эмоционально поговорили, я бы сказал. И выяснилось, что он весь этот месяц ждал меня. Причём как оказалось, вовсе не потому, что хотел выяснить отношения. Он так обрадовался мне… и я вдруг понял, что тоже соскучился, понимаешь? Но потом… – тут Шарль снова скривился. – Потом этот сопляк заявил, что имеет право знать, отчего я веду себя так странно, и кого он мне напоминает. А я ответил, что он ошибся. И что вся эта ситуация, возможно – тоже одна сплошная ошибка. Не смотри на меня так: я прекрасно знаю, как это выглядит.

– Ну, брат… – Пьер растерялся даже. – Как-то я не ожидал от тебя… Но почему? Ты ведь говорил, что доверяешь ему.

– Я не знаю. Дело не в отсутствии доверия, а в том, что я ненавижу ультиматумы, – глаза молодого человека вспыхнули на мгновение прежней злостью. – Нет, не так… Мне больно до сих пор, Пьер, как будто Жак погиб только вчера. И я не могу простить себя… А ещё… наверное, я боюсь. Потому что если я всё-таки решусь рассказать… тогда… это будет означать, что между нами… всё действительно серьёзно. А вдруг д’Эстурвилю… и не надо ничего этого? Вдруг он просто запутался, а я заморочу ему голову ещё больше? Ты хоть представляешь себе, на что я толкаю парня?

– Если бы ты не был нужен ему, он бы не требовал так настойчиво ответов, – возразил Пьер, а юноша только улыбнулся бледно:

– Ты думаешь, я не понимаю, что обижаю его? Но я действительно боюсь сломать ему не только карьеру, но и вообще… всё будущее в целом. И потом… сейчас война, и дай бог нам вернуться живыми. А там видно будет.

– А ты не боишься, что… А если вдруг что-нибудь случится, и он так и не узнает, что значит для тебя?

– Не надо! – Шарль подался вперёд и закрыл брату рот ладонью. – Молчи! Пожалуйста, молчи!

– Я-то замолчу, но ты всё-таки подумай над моими словами. А что сейчас? Или вы так и не договорились?

– Как сказать… – к бледным щекам молодого человека понемногу возвращался румянец. – Пока мы вроде как хорошие знакомые. Пытаемся общаться… потому что мы ведь, по большому счёту, и не знаем ничего друг о друге…

– Такое впечатление, что ты всё ещё надеешься, будто твой кадет, узнав тебя поближе, разочаруется и решит, что такого счастья ему в помине не надо, – фыркнул Пьер. – Сразу тебе говорю: не выйдет. Ты покажешь мне его?

– Д’Эстурвиля? – искренне удивился Шарль. – Зачем?

– Как это? Вот если бы я влюбился и собирался жениться… разве тебе не было бы интересно взглянуть на мою избранницу?

– Ну что ты мелешь, дурак? – юноша шутливо хлопнул брата по лбу. – Я не собираюсь на нём жениться!

– Так, я вообще не хочу представлять себе, что ты собираешься с ним делать… но взглянуть не отказался бы.

– Ладно, – лейтенант задумался на мгновение, а потом снова позвал часового:

– Сен-Симон, унесите корзину. Да, и отыщите шевалье д’Эстурвиля. Это срочно.

А затем повернулся к брату:

– Учти, ты смотришь и молчишь. И никаких дурацких улыбок.

Прошло совсем немного времени, и вот в палатку вошёл высокий и стройный молодой человек, одетый в кожаный колет, сквозь прорези рукавов которого проглядывала белоснежная сорочка. Одной рукой он придерживал шпагу, во второй была шляпа.

Ишь, какой чистюля, мелькнуло у Пьера невольное: вокруг война, вонь и грязь, а он, видите ли, в сорочке с кружевами, и волосы аккуратно подвязаны. Как раз под стать моему братцу…

Правда, цвет глаз вошедшего он поначалу не разглядел, потому что кадет, попав после яркого солнца в сумрак палатки, с минуту щурился, пытаясь привыкнуть к перемене освещения. А затем тряхнул головой, улыбнулся краем рта, и д’Артаньян-старший увидел, что глаза у него действительно не просто зелёные, а с добавлением какого-то совершенно удивительного медового оттенка. А ещё у лионца были упрямо очерченные губы, которые неуловимо гармонировали не только с выражением глаз, но и всей манерой держаться в целом. От фигуры молодого человека веяло спокойным достоинством, и у Пьера невольно мурашки поползли по спине, потому что вошедший действительно, как две капли воды, был похож на их деревенского кузнеца. Те же глаза и та же манера кривить губы, только взгляд Жака из Артаньяна частенько бывал неприязненно-хмурым, а кадет смотрел открыто, хотя и не демонстрировал при этом своих истинных чувств.

– Г-н лейтенант? – произнёс он с такой знакомой хрипотцой. – Готов выполнять ваши распоряжения.

А потом заметил Пьера и слегка наклонил голову:

– Моё почтение, сударь.

Твою мать, подумал тот и даже моргнул несколько раз, пытаясь прогнать наваждение. И вправду, одно лицо: теперь понятно, отчего мой братец потерял голову. Как вообще возможна подобная схожесть?

– Шевалье, – сказал между тем Шарль, и ничто в его голосе не указывало на какое-то особенное отношение к подчинённому, – позвольте представить вам моего брата, Пьера д’Артаньяна.