Евгений Стаховский - Бог почти есть

Обведя взглядом комнату, Макс наконец отнимает телефон от лица, потягивается и нажимает на аппарате несколько кнопок.

«Такое непонятное утро. Настолько непонятное, что прям хочется что-то делать только не гулять и не могу придумать что, – произносит он. – … Ну знаешь я бы вот ей-богу стишок написал если б умел… ну и тебе могу… только не могу… ну да, какая-то же суббота на дворе… я валяюсь в кресле совершенно обнажённый и думаю чем себя развлечь, хотя может позавтракать чтоль, может веселее, может польза организму… – он делает затяжную паузу, слушая голос в трубке, – ну если хочешь… а купи молока раз уж… ну я как раз успею умыться… да, ага».

Он нажимает кнопку «разъединить» и встаёт с кресла. Ещё раз потягивается – на этот раз пытаясь изобразить начальное движение «сурия намаскар», сложив ладони вытянутых над головой рук и устремив сквозь них свой взгляд прямо в космос. Затем включает портативную музыкальную колонку, снова делает несколько пасов над телефоном, выбирая музыку, и в итоге решается на альбом Depeche Mode – Exciter. Прибавив громкости, под первые звуки он бросает телефон на кресло, после чего направляется в ванную комнату, включает воду, смотрит на себя в зеркало, высовывает язык, вспоминая как это делал Джек Николсон в кубриковском Shining, и стягивает штаны.

После этого он встаёт под душ, слегка двигаясь под доносящиеся из комнаты звуки.

Когда раздаётся звонок в дверь Макс аккурат успевает закончить чистить зубы. Он надевает фиолетовые хипсы и идёт открывать. Входит Айк – давний друг Макса, настолько давний и настолько друг, что они сами так и не могут определить был ли между ними секс. Или точнее – считать ли то что было – сексом. Айк такого же возраста, может немного более крупный, но, во всяком случае, не такой изящный.

Айк закрывает дверь, вручает Максу бутылку молока и спрашивает:

– Почему ты в фиолетовом? У тебя игривое настроение??

Макс приветственно целует Айка в щёку.

– Нет, или не слишком. Я решил тебя порадовать, вдруг ты давно не видел столько красоты в одном месте и сразу, ещё и с утра.

Айк сбрасывает летние шлёпки и проходит в комнату.

– С утра это точно, – говорит он. – Ты же знаешь, утром я вообще ничего не вижу, не слышу, не понимаю. Зачем сегодня проснулся в такую рань – непонятно.

– Может, чтобы принести мне молока…

Макс пожимает плечами и отправляется на кухню, чтобы убрать бутылку в холодильник.

– Или совершить убийство. – Говорит Айк. – Это всегда требует серьёзной подготовки.

– Наверное будет слишком самонадеянно подумать что мне выпадет столько счастья, – говорит Макс, закрывая холодильник, – Но если уж умирать, то только от твоей руки! Хочешь чаю или кофе или какао или вот тут какое-то красное вино у меня – написано Чили, но мне кажется один транспорт оттуда стоит больше, чем вся эта бутыль.

– Не, ничего не хочу, – отказывается Айк, рассматривая телефон Макса, – Новый? Я толком ещё в себя не пришёл, какое-то буйство было ночью, разве что воды, помнишь я тебе рассказывал эту восемнадцатилетнюю историю, да, и лимон туда, ну которая по глупому снесла меня на улице, ну мы ещё поржали над тем что можно было бы сказать что это как в книжке…

Макс приносит большой стакан воды с газом, среди пузырьков красуются две дольки лимона.

– Спасибо…

– На здоровье, только не как в книжке, а как в кино. – Он снова усаживается в кресло, принимая ту же позу. Айк невольно её отзеркаливает. – То есть, если бы мы были внутри фильма, то в этом случае пришлось непременно пояснить, что такой дурацкий случай как столкнуться и познакомиться на улице требует обязательного оправдания, иначе у зрителя будет ощущение, что его очень сильно дурят и вообще считают за не пойми кого – что, мол, не могли поудачней место знакомства придумать. – Он внезапно меняет позу и устремляет взгляд в потолок: – Ой представляешь такая история прям как в кино… – Айк делает глоток. – Ну и далее по тексту, – продолжает Макс. – По любому известному тебе тексту.

Он поднимается с кресла, снова идёт на кухню и наливает ещё один стакан воды, теперь уже себе.

– Тебе добавить?

– Да, не помешает. – Айк приносит свой пустой стакан на кухню, ставит на столешницу и упирается в дверной косяк. – Ну да, да, – продолжает он, – потом же мы ещё решили что так как мы и так с тобой в кино, то не важно что подумает зритель, потому что кино у нас заранее авторское, авангардное и на передовой. Ну какое-то такое.

– Ага, чтобы все закивали и сказали вот если бы там то, то конечно бред конечно, а так – искусство и они так нарочно. Это, мол, стёб, ирония, гротеск, подтекст. Хочешь мармеладку??

– Нет, спасибо. Говорю же, ещё ни жив ни мёртв.

– Вот, кстати, тоже подтекст, – улыбается Макс передавая Айку новый стакан с водой. Они снова идут в комнату и уваливаются в кресла, каждый со своей стороны, по давнему, случайно сложившемуся ритуалу, где у каждого есть своё место вокруг священного костра.

– Ну и что восемнадцатилетняя история?? – спрашивает Макс.

– Ну что восемнадцатилетняя история… ну нарисовалось это чудо, телефоны-то есть. Позвонило, можно, говорит, я приеду к тебе, а то грустно и выпил и все кругом суки, никто не любит.

– Боже мой, будто все по одному учебнику тексты учили.

– Ну да, но я-то сердобольный, ты же знаешь, приезжай, говорю, а то обидит ещё кто. А сам валяюсь себе на диване и вообще ни о чём. Собирался совсем спать и тут такое здрасьте.

– И что? Ты спас ребёнка от разочарования жизнью?? Напоил-накормил-спать уложил, или таки в печь поставил??

– Ой, я бы уложил бы, но их разве уложишь??

– Ну конечно, ещё поведай мне ещё что ты весь такой молодец, браза-тереза без изъяна, приют в доме открыл и всё значит исключительно из христианских побуждений. Что прям никаких поползновений!!.. Новогодняя сказка.

– Ну слушай, ну я правда хотел это… ну… принять участие в судьбе… вот те крест.

Макс смеётся и ставит стакан на пол.

– Я вижу. Крестом и спали небось, кто сверху??

– Не, ну правда, оно как-то так само, я в общем как бы это… ну сказал: на, раз хочется.

– Ага. Мне открылась истина, ты позволил себе принять благодарность.

Айк на секунду задумался.

– Ну пусть так, но кто ж разбрасывается восемнадцатилетними детьми.

– Я представляю что мы будем говорить в сорок, если сейчас говорим такое.

– Ой, а я не представляю. И уж совсем не представляю что будут говорить восемнадцатилетние о нас.

– Милый мой, уверяю – восемнадцатилетние о нас говорить не будут.

Телефон Айка начинает издавать звуки, которые обычно издаёт аппарат поставленный в режим только вибрации, и никаких песен. Айк пытается вытащить телефон из кармана шорт.