Шерман Гадэс - Разнообразие видов. и другие истории

– Ты так считаешь?

– Ну, Гай сказал, эти твои выводы облечены в любопытную форму, а при твоём утонченном подходе ты мог бы изложить их даже стихами.

– Мог бы, – просто согласился я, взглянув на часы.

– Ничего себе! Тогда я обязательно приду послушать. Вдруг у нас будет свой Элиот?

– Перестань ёрничать, Том. Всё и так выходит слишком неискренне.

– Что ты имеешь в виду?

– Моё исследование.

– Не понял. В каком смысле?

– В прямом. Посмотри, сколько вокруг одинаковых людей… Где же отличия? Любим одно и то же, стремимся к аналогичным вещам, даже представления о счастье не поддаются разграничению. Говорю с приятелями и сомневаюсь, не штампуют ли нас в низкосортном цеху?.. Ты уверен, что человечество ещё не превратилось в роботов?

– Марк, ты столько путешествовал, чёрт возьми! Что ты вообще городишь? Считаешь, племена зулу слеплены из того же теста, что и native americans? Не неси чепуху!

– Погоди, погоди, Том! Я ведь о другом толкую.

– Ну?

– Они да, согласен. Они ещё сохраняют самобытность в тех местах, что мы посетили. Пока. Да и то уже давно залезли в футболки и плюются пивом.

– Ну и что с того?

– А то, что я убежден: наша уникальность заложена в мышлении, в умении нестандартно воспринимать этот мир, не пытаться всеми силами походить на уже имеющийся шаблон. Выпадать из общего строя. Это же имеет первостепенное значение!

– Послушай…

– Нет, послушай ты. Мне, например, чтобы быть собой, не нужно быть кем-то другим. Почему же, если человек хочет оставаться таким, каков он есть, его начинают переделывать, навязывая комплекс неполноценности?

– Сайс точно говорил, что ты ошибся направлением. Тебе бы в философы податься!

– Не надо осмеивать серьёзные вещи. Я заблуждаюсь, по-твоему?

– А ты правда близок с пастором или нет?

– Кто тебе сказал?

– Ну, слухами земля полнится.

– Я посещаю его проповеди.

– Так ведь и что, церковь тоже так считает, а? Мне казалось, она всегда обезличивает своих прихожан, объединяет вас в массу, чтобы создать ощущение единства. Которого, конечно, на самом деле нет.

– Христианство – оплот человеческой индивидуальности. Предельно важна личная вера, личные отношения с Богом.

– То есть эгоизм.

– Да нет же! Я не говорю об эгоизме.

– Постой, а если он начнёт исповедовать другие постулаты, ты уйдешь из своего храма?

– Я уйду откуда угодно. Сохранение чистоты веры – главная задача любого из нас. Как мы будем распространять евангельскую весть, если сами погрязнем во лжи?

– Марк, ты же учёный! Не понимаю, неужели ты и теперь после всего полагаешь, что Вселенная создана каким-то крутым парнем?

– Полагаю.

– Ты знаешь моё отношение к этому. Не хочу продолжать бессмысленный разговор. Тебе не переубедить меня.

– Я и не пытаюсь.

– Давай сменим тему.

– Честно говоря, я уже собирался ложиться…

– Да брось! Сегодня в час вечеринка. Гай устраивает. Как тебе такое?

– Ну…

– Успеешь выспаться! Там будут подружки Салли. Целая толпа. Все с истфака. Классные девчонки!

– Ты знаешь, что Бети вышла замуж?

– Какая?.. А! Знаю, конечно. Это ж ещё летом было. Она меня приглашала, да, но я отказался. Зачем мне ходить на их свадьбу? Я тогда готовился к экспедиции.

– Как и я…

– Забудь ты её, Марк! Тоже мне, королева нашлась. Пустышка!

– И всё-таки мы встречались, Том…

– Ой, да брось! Я подыщу тебе кого-нибудь. Красивую блондиночку, а? С большим размером! Они все залипают на скромных ботанов в очках. А тут ещё местная знаменитость!

– И ты туда же.

– Ну, а что? Сядет к тебе на колени и начнёт лепетать: «Вау, Марк, ты такой умный, а я такая дура. Расскажи что-нибудь о своей биологии. А лучше покажи.» – он дико рассмеялся в трубку.

– Мне нужно отдохнуть, Том. Спасибо за заботу. Но впереди важный день, ты уж прости.

Я прилег на диван, не погасив ночника. Луи встретил человека, который видел его почти насквозь, понимал без слов на каком-то высшем, недоступном уровне – возможно, даже лучше, чем тот был способен постичь самого себя, но фраза «я разглядел твою слабость и бездействие» мгновенно разрушила всю картину. Он очень схож со мной, у нас поразительно много общих черт, словно Энн давным-давно знает меня. Поэтому Бети и без ума от её повести. То есть, прежде была… А мы с тем персонажем действительно связаны. Хотя и не вынесли бы присутствия друг друга в одной комнате, даже на одной земле. Очень странно. Будто смотришь на себя в зеркало, но как бы со стороны и люто ненавидишь своё отражение. Ибо оно, точно так же, как и ты, не понимает ничего до конца, не различает необходимых предметов в дали, не может сломать надуманных граней. А уж насколько там точно, правдиво описана любовь!.. Куда же Бет смотрела, когда читала? При всей её огромности, невероятности, красоте и силе любовь не значит ровным счётом ничего. Она обречена. Это лишь тлен, который сам себя обманывает, но его конец неминуем. Оттого она и ведома смертным. Истинное бессмертие не идет с ней под руку. Конечно, я размышляю сейчас о земных чувствах, не о любви Бога. Люди столетиями ищут смысл своего существования, говорит Энн, но истина кроется в том, что у человечества нет никакого смысла. Глубокой памятью обладает только вечность, а всё людское предаётся забвению. В нашем мире мыслителя не утешит ничто: любая радость обратится печалью, а счастье – тоской. Всё, что он может сделать на отведенном ему пути, – либо измождать себя путешествиями, выпивкой, женщинами, постоянной работой, завистью, депрессиями и попасть, наконец, в тупик (все окружающие погрязли в этом), либо день изо дня проводить в служении Богу, как отважился мой пастор. Многие из нас встают на путь служения, но не все выдерживают его, потому что это путь скорби. Подлинная радость наступает только при встрече с Творцом: тогда и лишь тогда мы обретаем свой истинный дом. А здесь не остаётся ничего, кроме скорби. И я понимаю, почему моя жизнь, молитвы и размышления печальны, а радость так мимолетна и так ничтожна по сравнению со светом, который дарит Господь… Одиночество, боль и великодушие – самое высокое, чего может достигнуть человек.

Повесть, сочиненная Энн много лет назад, взбудоражила моё скромное представление о грядущем дне. Я ждал от него утешения, но он приносил мне очередную невозможность нормально мыслить. Если бы кто-нибудь знал, как я устал от самого себя, от собственного безволия… И даже Бети, её казавшиеся такими искренними порывы – лишь тень воспоминаний, призрак минувшей любви, которая рассеялась привычным забвением и пустотой. Интересно, случалось ли вам мертвенно-бледной ночью грезить о странах, которые существуют лишь в воображении, и тосковать по людям, чья реальность никогда не пересекается с вашей? Проснуться и изменить каждую мысль, каждое слово вокруг себя? Не боятся ограниченного восприятия, просто жить и радоваться, отчаянно цепляясь за уходящий день, и встречать новый рассвет, будто только что появились на планете?.. Но я слишком слаб, чтобы принять решение. Впереди ждут блестящая карьера, множество наград, большие открытия. Успех, слава, достижения. Я всеми силами стремлюсь к признанию, но нужно ли оно мне? Хочу ли я стать другим, когда уже являюсь собой? Не знаю. Я ни в чем не уверен.