Шерман Гадэс - Разнообразие видов. и другие истории

Она снова улыбнулась.

– Думаю, тебе нужно взять паузу, Марк. Или нет… Йоав? – присаживаясь, спросила хозяйка.

– Обычно так меня зовут родители, а друзья и коллеги привыкли к более простому варианту. Но, боюсь, перерыв мне вряд ли поможет.

– Послушай, Йоави: значит, надо посмотреть на всё с другой стороны.

– Я уже смотрел со всех сторон, Кэти. Такое чувство, будто наука живёт отдельно от людей. Мы все знаем о Вселенной, о галактиках, но часто ли задумываемся над этим? Почему не мыслим в масштабах мира? Каждый заперся в своей конуре и боится поднять лицо к небу… Ведь пространство вокруг нас так огромно!

– Выходит, пока не время обнаружить то, что ты хочешь найти, – заметила она, поправив пряди. – Впрочем, вопрос можно поставить и по-другому.

– Как?

– Готов ли ты увидеть это?

– Конечно, Кэйт. Я бы тогда постиг нечто, действительно важное. И смог бы донести своё открытие людям.

Она ласково и загадочно взглянула на меня, и мне вдруг стало от чего-то неловко. Мы немного поговорили о Китае и Филиппинах, а потом я попытался расспросить её о той периодике, для которой она печатала статьи, только девушка всячески отнекивалась, и узнать что-либо толком не удалось. Зато она поведала о живописи (Ани оказалась совершенно права) и даже продемонстрировала несколько своих полотен. Правда, ей пришлось объяснить, что же на них изображено, поскольку такой дилетант, как я, не понимал современного искусства в том объёме, который здесь требовался; однако, разглядев скрытые символы и познакомившись с их значением, я нашёл творчество Кэти весьма талантливым. Она была гораздо умнее, нежели чем Бет или многие мои приятели, и знала такие подробности, например, об автомобилях или гольфе, что я даже терялся от её эрудиции. Вдобавок девушка, как и все художники, в совершенстве овладела искусством наблюдения. Природа наградила её тонким вкусом и проницательностью. Но кроме этого я неожиданно поймал себя на мысли, что Кэтрин ещё и очень красива, необычайно женственна, и от неё исходит какое-то мягкое, удивительное тепло. Возможно, именно так я и представлял когда-то ту девушку, которая… Которую…

В кармане зазвонил телефон, и я вздрогнул. Оказывается, уже шёл девятый час: Том заехал за мной и крайне возмутился, обнаружив, что его «лучший приятель шляется не пойми-где» – да, он всегда оставался крайне щедрым на подобные комплименты. Я отвечал ему скупыми, натянутыми фразами. Делиться подробностями, что меня пригласила на ужин едва знакомая, но весьма хорошенькая особа, конечно, было бы невежливо, тем более в её присутствии. Я никогда не хвастался такими вещами, предпочитая держать личную жизнь в секрете. Даже родители виделись с Бети всего пару раз, хотя мы дружили восемь лет, прежде чем надумали встречаться. Пройдоха Том, тем не менее, всё равно заподозрил по моей напряжённой интонации нечто сомнительное и пожелал удачного вечера, напомнив о завтрашних лекциях. Я выключил трубку – мне не понравилось, что нам мешают, – и с нетерпением принялся слушать Кэтрин. Здорово, когда человек умеет быть интересным, открытым, наполняет истории красочными описаниями. Ей не составило труда вникнуть в суть непростой научной работы и подсказать пару любопытных идей – с такой лёгкостью, что я снова удивился.

– Йоави, можно спросить?

– Конечно, спрашивай.

– Когда тебе страшно, как ты преодолеваешь это?

– Хм, сложный вопрос… Пожалуй… Расскажу тебе случай, связанный с первой поездкой, не против? Нам тогда нужно было миновать шведские берега и выйти в Северное море. Я всегда боялся глубины, особенно после того, как чуть не утонул в одиннадцать лет. Да и сейчас она пугает меня. Есть в ней что-то отталкивающее, неприятное, правда?

– И всё же ты решился.

– Да. Накануне днём я читал молитвы и открыл Библию. Мне на глаза совершенно не преднамеренно… Попалась одна страница, повествующая о Спасителе, который шёл к лодке прямо по воде, а Пётр вместо того, чтобы верить, усомнился в чуде. И тогда я понял… Отдай свой путь в руки Господа и не терзайся ни о чём. Именно это и возвращает мне смелость, когда, казалось бы, её неоткуда черпать.

Девушка взглянула на меня.

– Нелегко, наверное, жить, имея убеждения, которые для большинства ничего не значат.

– Но ведь… Я и здесь не один, Кэти. Всё-таки у нас есть свой приход, можно обратиться за поддержкой в общину. Люди, которые верят, дадут хороший совет. Несколько раз в трудных ситуациях я консультировался с пастором, и он направил мои мысли в нужное русло. В итоге я принимал решения, о которых не жалею.

Она внимательно выслушала, не перебивая.

– То есть, этот человек оказывает на тебя большое влияние?

– Большое или нет, но мы с ним общаемся. Роль пастора не так мала, как кажется. Я бы и сам иногда хотел им быть. Знаешь, проповедовать где-нибудь, помогать людям…

– Скажи тогда, пожалуйста, Марк, – с интересом произнесла девушка. – А как он относится к…

– К кому? К моим знакомым?

– Нет. К двум… Двум мужчинам, которые встречаются. Или женщинам.

Я озадаченно посмотрел на неё.

– Вашу церковь посещают такие люди?

– Если они и есть, то исповедуются пастору, а не мне. Мы не касаемся деликатных тем, прихожане не вмешиваются в личное пространство кого бы то ни было.

– Понимаю. Они просто не афишируют своих отношений.

– Да, по крайней мере в нашем храме дела обстоят именно так. Это не препятствие для принятия в общину, у любого найдутся грехи, но далеко не все их замечают. Впрочем, я верю, что каждый из нас работает над собой.

– А в университете?

Я улыбнулся, не догадываясь, зачем ей узнавать, числятся ли в нашем штате геи. Вероятно, она приняла меня за одного из них?

– Не знаю, не спрашивал. Меня мало заботят чьи-то привязанности. И потом, Кэти, я стараюсь ко всем относиться одинаково хорошо, – на самом деле, здесь мне пришлось солгать: с отцом мы не общались много лет, а между мной и мамой несмотря на всю нашу привязанность друг к другу нередко вспыхивали конфликты, заканчивающиеся руганью, но с остальными я вёл себя вполне доброжелательно. – Какое для нас имеет значение, с кем встречается тот или иной человек? Я… Доверяю Библии, она является моим мировоззрением. И могу сказать, что сам вовсе не чист перед Богом, чтобы осуждать других и взвешивать чужую вину и ошибки. Вправе ли я решать за кого-то? Не думаю.

Наконец, Кэтрин перевела не слишком интересную для меня тему, и мы сразу же обсудили, когда увидимся с ней в кафе.

Я подумал, что в воскресенье после полудня, когда закончится проповедь, мы встретимся на углу и зайдём сначала в галерею, где девушка хотела представить мне пару картин, а потом, нагулявшись в парке, выпьем по чашке горячего кофе с рогаликами. Так, собственно, всё и сложилось. Только теперь дарить цветы я уже не счёл подходящим, и в знак благодарности принёс коробку конфет – Кэти нравился белый шоколад. На выставке было тихо и малолюдно. Моя спутница вела захватывающий рассказ о новых веяниях в современном искусстве, и я, вдохновленный полученными знаниями, даже увидел на одном из полотен знакомый мне лес, тянувшийся возле старого дома, где прошло далёкое теперь детство. Пожилая дама в шляпке, очутившаяся возле нас, обратила на Кэтрин пристальное внимание (я даже хотел спросить, не виделись ли они прежде), а потом, перейдя в другую часть зала, несколько раз обернулась в мою сторону.