Василий Мищенко-Боровской - Наша жизнь – это соло… Сборник

Капитальный предолимпийский ремонт в общаге нынешним летом выбил из колеи, и «квартирный вопрос» стал большой проблемой. Она разрешилась совершенно случайно. Царёва приютил Сеня Кучкин, который проживал в коммуналке на Сивцевом Вражке. В начале лета от Кучкина ушла жена, ему требовалось понимание, сочувствие и утешение. Возможно, незадачливый Сеня надеялся, что Царёв как-то повлияет на супругу, и та к нему вернётся. Дело в том, что Саня жену Кучкина, стройную и симпатичную, но иногороднюю Люсю Панченко, хорошо знал, поскольку раньше она жила в общаге. Сам же Сеня был кряжистым, низкорослым и занудным холостяком далеко за тридцать годков, но зато с московской пропиской. Познакомила их однокурсница Сени, Галя Ковтун, которая жила вместе с Люсей и своим хлопцем Мыколой в одной комнате. Сеня мгновенно влюбился и зачастил в общагу, а через месяц предложил руку, сердце и московскую прописку. Люся перебралась в Сенину двадцатиметровую комнату в коммуналке с общей кухней, туалетом, совмещённым с ванной, а также с тремя зловредными бабками по соседству. Чета Ковтунов устроилась там же, на Сивцевом Вражке, дворниками, заселившись в положенную им служебную квартиру на первом этаже. Вскоре, после получения заветного штампа в паспорте о прописке, Люся от Кучкина ушла к Ковтунам, и они опять стали жить втроём, как и раньше. А у Сени поселился Царёв. Спал он во время краткого отдыха между рейсами на той же раскладушке, что и законная Сенина супруга, которая в течение двух месяцев почему-то так и не допустила его под разными предлогами к своему прекрасному телу.

Командир отряда, конечно, шишка важная, но не главная. В составе главный – начальник поезда. И бригада состоит не вся из студентов. В штабном, «мягком», «головном» и «хвостовом» вагонах едут кадровые проводники. Начальники поездов часто меняются. Бывает, что в первом рейсе едет один, а во втором уже другой. Царёв повидал здесь всяких. Попадались вполне даже приятные люди и толковые начальники, хорошо знающие свое дело. Но бывали и другие. Например, в прошлом году целых четыре рейса ездили под руководством одного товарища, очень неравнодушного к мужикам. Вопреки распространённому мнению, что в Советском Союзе нет, и не может быть ни гомосексуализма, ни проституции. Натерпелись тогда парни. Некоторые прятались от любвеобильного начальника в других вагонах. Был один алкоголик. Его практически почти и не видели, он сидел в своем купе и беспробудно пил, а руководил составом проводник с «хвоста». Один рейс, еще в первом сезоне, ездили со свирепым мужиком, который носился по составу, как ошпаренный, никому не давал ни минуты покоя и, в конце концов, подрался с проводницей штабного вагона. Нанёс ей телесные повреждения средней тяжести и непоправимый моральный ущерб. Запомнилась Царёву Валентина Ивановна Тимкина, ВальВанна, женщина лет сорока, приятная во всех отношениях. В Лодейном поле, где она проживала, к составу подходил ее муж, целовал у всех на виду, а затем передавал жене узелок с провизией, а также обязательной бутылочкой собственной настойки на рябине. ВальВанна вскоре после отправления приглашала Саню к себе в купе по «матюгальнику» – поездной радиотрансляции. Они распивали настойку и говорили «за жизнь». На Мурманском направлении её все знали, ревизоры и разные проверяющие никогда гадостей не делали. Проработали с ней полсезона. Как у Бога за пазухой, между прочим. В этом рейсе начальником поезда ехала Алина Омская, молодая, симпатичная и откровенно сексуальная женщина, которую на «железке» тоже знали. Мужики с придыханием рассказывали разные байки. Многие командиры СОПов мечтали поработать под её началом. А повезло Царёву. Еще в Москве на Ленинградском вокзале между ними будто искорка проскочила, возник пронзительно-неуловимый разряд родившейся симпатии. Саня, почти физически, почувствовал какое-то необъяснимое притяжение. Тем более, что их купе в штабном вагоне были рядом, а отделяла друг от друга всего-то тоненькая стенка. Вчера вечером уже после Беломорска, купив заранее в вагоне-ресторане бутылку шампанского и коробку конфет, он постучался в соседнюю дверь.

– Можно?

– Заходи, командир. О, да ты с обязательным набором, а где цветы?

– У Мироныча в ресторане не продают.

– Так мог бы и в Москве прикупить, – Алина улыбнулась и пригласила жестом сбитого с толку Царёва, – Присаживайся, будем пить шампанское и разговоры разговаривать.

– А потом танцы танцевать и в игры играть.

– Ну, если на это останется время.

Как в воду глядела. Времени даже на разговоры оказалось маловато. Они просто забыли о времени. Саня поразился: до чего же обманчивой бывает внешность! Ему казалось, что о женщинах он знает всё, ну, или почти всё. Например, считал, что в красивой голове много ума не наблюдается. Но эта кареглазая блондинка в форме начальника поезда легко доказала обратное. Она сразу уверенно взяла инициативу в свои руки. Два-три вопроса и Саня, совершенно неожиданно для себя, как под гипнозом, вдруг взял и рассказал всё про свою не очень-то складную жизнь. И она слушала. Она умела слушать. Талант у людей, умеющих хорошо рассказывать, очень ценится. Талант у умеющих слушать, бесценен. Особенно у женщин. О себе она поведала довольно скупо. Живёт в Солнечногорске. Родителей давно нет. С 17 лет работает на железной дороге. Заочно окончила МИИТ. Была замужем. Недолго. Пару раз в купе заглядывала проводница штабного вагона Таня Берёзкина, передавала «бегунок»: сведения о наличии свободных мест, приносила чай, но её, кажется, и не заметили. Колёса отстукивали хорошо известную пассажирам всех континентов песню. За окном вагона стояла белая заполярная ночь, позволяющая различать незатейливо-простецкий пейзаж. Царёв давно уже привык к природному перевоплощению: чем дальше ехали на север, тем более низкорослые деревья и кустарники мелькали по ходу поезда. Те же, что и везде ели, сосны или берёзы здесь были с узкими кронами, кривыми стволами и казались игрушечными. По-видимому, из-за слишком короткого северного лета. Цветовая палитра тоже отличалась своеобразием. Присутствовало мало ярко-красных тонов, преобладали скромно-блёклые – белые, жёлтые, голубые, сиреневые.

Они сидели в сумраке купе рядом друг с другом и говорили, перескакивая с одной темы на другую, или молчали. И молчать тоже оказалось совершенно естественно и комфортно. Ночь постепеннно перетекла в утро. Незакатное в эти летние месяцы солнце висело над горизонтом, будто насупившись: опять работа, когда же отдых? Состав, замедляя движение, подходил к Мурманску.