Мария Прукс - Прекрасное человеческое существо

Лиза облизнулась, забывая на время все свои горести. Забыла она и о приборах, злорадно отпихнув их от себя и кинувшись отщипывать от рыбы пальцами – пусть она выглядит неряхой, зато так намного вкусней и удобней. Она сидела за пыльным стеклом, уплетая за обе щеки. На улице все то же: солнце, синие силуэты, на дорогих нарядах играют блики.

Несмотря на то что оставалось еще достаточно времени для прогулки, Лиза решила вернуться домой пораньше, чтобы тщательней подготовиться к завтрашней комиссии. Изнемогая от тяжести в набитом животе, она забралась в трамвай и, приткнувшись у любимого окошка, задумалась.

Сегодня однозначно был непростой день. Настроение, унесенное со встречи с доктором, она тратила на то искусство, в котором изрядно преуспела, – искусство складывания красочных фантазий.

Трамвай спускался и взлетал по бурым холмам улиц, пересекал дорожные магистрали, то ускоряясь, то плавно тормозя на пурпурный крестик регулировщика. Скользил на электродвигателе, обтекая сталагмиты зданий.

Лизе представлялся он.

Они вдвоем, в его закрытом кабинете.

«Доктор», – едва выговаривает она, и у нее перехватывает дыхание. У нее больше нет сил терпеть – на этот раз она предлагает себя не только для обозрения, но для чего-то большего. Он понимает. Он сдержан, и она его вовсе не привлекает, ничем его не проймешь, но сегодня он оказался в верном месте: в ее фантазии. Он в ее полной власти – его вторая пара ноздрей заинтересованно раздувается.

В уютном вагончике она позволила себе вернуться мыслями к сцене с Бишаньяу. Глупо было обманываться: в его словах звучало удовлетворение. Он унизил ее, растоптал. Ее глупая и совсем неприкрытая, низменная влюбленность спровоцировала его на жестокость. «Усыпить, – вот что мне хочется сделать с тобой». Лиза тихо напела веселый мотивчик собственного сочинения и уставилась в одну точку на трамвайном окне.

Что ни день, опять удар ниже пояса. Такова ее роль: открываться для унижений. У всех была свобода, – не у нее. У всех была куча занятий по душе и служение обществу, – не у нее. У всех была пара, но только не у нее. Даже у любившего покой и уединение папочки тоже была, и не одна. В их доме творились ритуалы, будто назло ей…

Но никто не мог запретить ей притормозить распаленное воображение, никто не мог украсть то единственное, что составляло ее личную жизнь.

Стекло запотевало от дыхания. А если допустить, что все случилось наоборот… Послушная и готовая, она перебирается к доктору на колени. Поцелуй мягким нажимом коснется его шеи, она подскажет ему, что согласна на небольшую игру. Он схватит ее, как ему надо. Он победит ее. А потом…

Биньямир и его зазнобы всегда делали вид, что не замечают в доме присутствия любопытной и несчастной девушки. Лиза, все более затягиваемая в фантазию, представила скорбящих за делом. Женщины любят опускаться на колени перед своими мужчинами, а они надменно выпрашивают у них порцию мягкости, добавку, этот пикантный ингредиент: мужчины сходят с ума, когда ее язык раз за разом оставляет влажную дорожку восторга вдоль их нижней косточки. Затем, распаленные лаской, оба уходят на высоту, соединяются, как летучие мыши…

Она, Елизавета Биньямир, не преклонит колени.

Лиза вновь перенеслась туда, в кабинет Бишаньяу. Она ликовала. Он слишком поздно поймет ошибку. Ее белые одеяния окропятся лишенными невинности каплями жизни, неугодными и ненавистными АВ. Там, в воображении, она усмехалась прямо ему в морду. В шипящую морду живодера. На белом кровь кричит. На белом кровь расползается сигналами бедствия. АВ. Всем вокруг ясно: девушка по-настоящему стала опасной. Ее кровь будет внутри, будет распространять смерть, разорвется атомной бомбой, она и есть ходячая бомба, она…

Страшная греза разрушилась. Лиза быстро поняла: фантазия оборвалась не просто так. На периферии слуха возник въедливый раздражитель. В начале трамвайного вагончика сидела женщина и громким шипением ругала человеческую девочку рядом с собой, – малолетней нарушительнице не сиделось на месте. Приподнявшись на носочки, она удивленно рассматривала такую же светловолосую диковинку, что и она сама. Очень скоро скорбящая показала свой гнев иным способом: сильно дернула питомицу за локоть. Та села. Опять напружинилась. Понятно: девочка была еще глупенькой в силу возраста, не вышколенной как следует.

Лиза не хотела всматриваться, но не смогла равнодушно обойти вниманием наряд землянки: узкие балетки травяного цвета и летняя, заправленная в брючки персиковая блуза. Судя по тому, что девочка носила цветное, ее кровь опасности не таила.

Лиза отвернулась. Ее приучили сдержанно относиться к случайным встречам с другими человеческими существами. На каждого человека здесь имелся свой строгий хозяин, засекут на болтовне – считай, что песенка спета. Фантазии разбежались, и ей оставалось только любоваться остатком маршрута.

Там всегда было на что посмотреть. Идеальный побег от скуки, сидеть и выдумывать, какие ассоциации вызывает тот или иной вырост города. А вдоль магистрали росли здания каких угодно мастей: для массовых встреч членов общины, Корпуса, вычурные трапезные залы. Округлые и дырчатые формы заставляли думать о коралловых плато, а переизбыток переходов в костяных оправах и висячие сады вызывали ощущение нереальности, приумноженное фантастической геометрией и вечным спутником города – дымкой испарений.

Этот город не вызывал душевного отклика у Лизы. Он, как и все из космоса, доминировал и угнетал. Здесь жилые здания налегали друг на друга, образуя наросты. Плотность зданий разбавляли многоуровневые площади и точки отдохновения. Открытые входы зазывали в атриумы, фонтаны расцветали букетами или печально плакали подкрашенной водой. Пласты спортивных залов совокуплялись с арочными тоннелями, уползающими в глубины термитника. Трамвайный маршрут, на котором Лизе позволено было передвигаться, пролегал через живописные дебри города-конгломерата, но он не включал район с небоскребами, виднеющимися в ясную погоду почти из любой точки города. Лиза слышала, будто бы эти наросты прибавляли в высоте до тех пор, пока цивилизация пульсировала жизнью, пока благоденствовал спрятанный у себя в чертоге покровитель города – Великий.

Было и еще кое-что в этом городе.

Наглухо закрытые уродливые шишки, прижатые со всех сторон витками гигантских сосудов. Кормовые узлы. Они отличались особой безобразностью, выбивались из общей гармонии, выпирая наподобие гнойников-переростков; они смотрели на город топорными бойницами и бесструктурной, будто неотретушированной архитектурой живых тканей. От кормовых узлов, разбросанных повсюду небрежной рукой, зависел рост и здоровье города. Лиза предпочитала не представлять, что творилось за их неприступными стенами.