Мария Прукс - Прекрасное человеческое существо

Еще в детстве Лиза узнала, что она человек, а папочка – нет. Узнала, что планета, на которой она живет, – ее родная, но для него – нет. Как у человека, у него было две руки и две ноги. Два сердца разгоняли кровь по длинному, почти двухметровому туловищу, обтянутому синей матовой кожей – предмет вечной зависти для Лизы. Кожа у инопланетных существ была на загляденье, без малейших изъянов, начисто лишенная родимых пятен и грубых волосков.

Манеры, одеяния, запахи, а в особенности волосы имели для них сакральное значение, нечто большее, чем простая внешняя красота. Прическе и здоровью волос уделялось особое внимание. Пронизанные тончайшими капиллярами, стержни волос больше походили на нитеобразные перья, которые запрещалось подстригать в течение всей жизни. Они впечатляли густотой темно-серого цвета и росли на голове и вдоль восьми шейных позвонков, у женщин также плетью свешивались с копчика, а у мужчин… Любопытная Лиза никогда не упускала случая осторожно подсмотреть. Тонкое, промокшее насквозь полотенце мало что скрывало. Она посмотрела, не испытывая при этом ничего, кроме пособничества собственному любопытству. У мужских особей их расы внушительный половой орган был оснащен подкожной хрящевой косточкой, служащей естественной подпоркой для постоянного тонуса, и вдоль линии косточки свисала бахрома цвета самой беспросветной чернильной ночи. Признак зрелости. Своего рода символ мужского начала, на который в открытую пялились такие, как любопытная Лиза, – если выдавался шанс.

Действительно, в этом что-то было. Лоснящиеся волосы слиплись в один гладкий локон и пристали к синему бедру папочки. Крупные капли воды не могли впитаться в него, поскальзываясь на жировой пленке. «Водоотталкивающие. Прям как мои кувшинки», – подумала Лиза. Она подняла глаза и встретилась с умными глазами папочки. Она не покраснела. Разве краснеют, когда разглядываешь занимательные вещички в экспозициях музея?

Лиза давно привыкла к тому, что она человек, а ее папочка – нет. Мужские и женские особи были равными обладателями острых, как у акулы, зубов, подвижной мимики, жилистых хватательных лап вместо ступней, пепельных грив, которые никогда не седели, пепельных маленьких глазок и пепельных ногтевых пластин толщиной в несколько миллиметров. На каждой пластине папочки красовался знак: отличительный рельефный отпечаток, говорящий о принадлежности к самой многочисленной касте их общины – касте скорбящих. Существовали еще две: рабочие и Великие. За всю свою жизнь Лиза несколько раз сталкивалась с рабочими, но ни разу не видела Великого. Из подслушанных разговоров она выведала, будто бы…

Лиза очнулась от горячего прикосновения. Она опустила взгляд. Папочка сжал ее ниже локтя, молча вознося ей благодарность. Его рука. Синяя, безразмерная, не лишенная изящности ладонь и бесконечно длинные фаланги с узловатыми суставами. Эти пальцы могли разорвать ее на две части, словно она – жухлый осенний листочек.

…будто бы Великие исполинских размеров, их огромные ушные раковины бесперебойно улавливают биения сердец каждого жителя многомиллионного конгломерата, а на месте лопаток у них из спины вырываются кожаные крылья.

От усердия и еще оттого, что в ванной накопилось достаточно пара, Лиза взмокла, под мышками расползлись непривлекательные пятна. Покончив с массажем, она отодвинулась от папочки. Ему полегчало, он перестал шипеть. Каким же крупным и мощным существом он представлялся в сравнении с хрупкой девушкой – и при этом нуждался в помощи более слабого! Но Лиза не раз покрывалась мурашками в присутствии этих прирожденных хищников. Папочка сидел, заполняя собой, казалось, половину комнаты. Он сидел и в то же время готов был молниеносно убить. Он просто сидел, а на его ляжках и согнутых коленях очерчивались жилы и каменные валики мышц. На длинных руках играли бугры не менее внушительные, а острый кадык и выпирающий нос с узкими ноздрями придавали ему особенное сходство с птицей-падальщиком.

Сходство с Лизой ему придавало… да, в общем, ничего. У папочки действительно был длинный нос, а на нем, помимо основных ноздревых отверстий, имелась вторая пара ноздрей, похожая на прорези жаберных щелей, а у Лизы – нет. Папочка ночами всасывал через эти ноздри сны, особым образом улавливая тонкие продукты химических процессов, творимых мозговыми отделами воспоминаний, а Лиза – нет. Папочка ночами свешивался головой вниз с перекладины, наставив ноздри на спящего, а Лиза – нет. Папочка из украденных снов выведывал, куда она ходила вчерашним днем, видел все, что она видела вчерашним днем, слышал все, что она говорила и ей говорили вчерашним днем, а Лиза – просто знала. Значит, у них все-таки было что-то общее – у земной девушки и ее инопланетного надзирателя.

Лиза смирилась с тем, что ее папочка не человек и никогда им не был. Он убивал людей тысячами, насыщался ими. Когда-то давно. Но Лиза никогда не злилась на папочку, наоборот – боялась, что он умрет и оставит ее одну. Временами ей было интересно с ним, а в такой черте характера, как самодисциплина, ей страстно хотелось быть равной папочке. Она была предана ему и втайне жалела своего покровителя. Вся его спина была располосована страшными бороздами застарелых шрамов, и Лиза знала, что он получил их не здесь, а там, на покинутых некогда планетах. Когда-то давно там произошла недопустимая вещь. Всплеск внутривидовой агрессии. Биньямир, ослабленный ранениями, не мог ничего сделать, когда на его глазах истязали и рвали на куски его жену, его единственного ребенка, маленькую девочку… Он оправился и ушел в странствие.

Он и другие покинули свои дома не потому, что те напоминали им о потерях. Они покинули родные края в поисках скорби.

И нашли ее на планете людей более ста пятидесяти лет назад. Они обрели кров.

– Тебе пора, – сказал Биньямир. – Посмотри на себя, ты вся растрепалась. Живо приведи себя в порядок.

– Да, папочка. Я уже.

Лиза не забыла быстрым движением чмокнуть папочку в мокрую щеку. Развернулась и упорхнула, как птичка, дождавшаяся наконец воли.

Клиника, в приемной которой Лиза ожидала своего часа, была человеческой, то есть образца стопятидесятилетней давности. Внутри ее тихих кабинетов диагностировали и излечивали человеческие болезни по тем же стандартам и схемам, которые полтора века назад применялись в человеческой медицине. Пришельцы почти ничего не поменяли.

Лизу вызвали. Высокая синяя женщина выдала девушке одноразовый халат и тапочки, после чего попросила пройти за ширму и переодеться. Пациентка без лишних вопросов следовала указаниям. Она каждый год проходила осмотр и уже знала, к чему готовиться.