Мария Текун - Жизнь Лунгиных. Семейная сага

Борис же утешался тем, что в подобном положении оказался не оттого, что сам совершил промах, но просто потому, что кому-то отцы помогают, а кому-то – нет.

При всем при том от Карлуши поступило весьма заманчивое предложение выкупить свою долю и дальше работать на равных, как компаньоны – развивающееся предприятие постоянно нуждалось в деньгах. И Борис решил для себя во что бы то ни стало выкупить ту часть, которую ему выкупить предлагалось. Но на этом пути его так же поджидали очередные сложности, потому что предстояло выбрать что-то одно: то ли выкупать часть бизнеса, выплачивая из зарплаты, которая была довольно большой по Орловским меркам, но все-таки не резиновой, то ли снимать квартиру и налаживать семейную жизнь. И между двумя этими решениями он разрывался, как Эзопов осел, отчего вскоре стал дерганым, нервным и раздражительным.

Анечка тоже стала нервной и раздражительной, оттого, что сидела в своей комнате, как в скорлупе, оттого, что постоянно общалась с родителями Бориса, с которыми общаться не умела и в общем-то не хотела по той причине, что замечала, что и они ее не слишком жаловали, или так ей, по крайней мере казалось. Прожив всю жизнь с матерью, которая все за нее делала и все за нее решала, никуда от себя не отпускала и зорко следила за тем, с кем дочка дружит и с кем общается, Анечка так и не научилась налаживать отношения с людьми, в целом и опять-таки не без помощи матери уверенная в том, что мало кто достоин ее внимания и дружбы.

Оттого подруг и друзей у нее, можно сказать, совсем не было, не считая приятелей по школе, а потом по институту, с которыми она время от времени встречалась на каких-то праздниках и вечеринках. Остальное время Анечка проводила дома вместе с матерью, отношения с которой, впрочем, складывались не так гладко, как могло показаться сначала.

Характер у Надежды Петровны был, что называется, взрывной. Она была как пороховая бочка, к которой неизвестно откуда подходил фитиль и неизвестно отчего воспламенялся. Она не терпела, чтобы ей перечили, и уж тем более делали что-то, что ей было не по нраву. Не допускала того, чтобы ее не ставили в известность пусть даже в вещах совершенно незначительных, и требовала от дочери полной отчетности во всем.

Анечка привыкла быть послушной и покладистой, во всем слушалась маму, и даже челку в парикмахерской ей делали ровно той длины, как требовала мать. За что вознаграждалась нежнейшим и внимательным отношением к себе, дружеским участием в ее проблемах и откровенностью, с какой мать делилась с ней проблемами собственными. Анечка любила свою маму, боялась ее огорчать и считала образцом и эталоном во всем.

Но как только дети начинают взрослеть, а их родители не желают делать того же вместе с ними, бывает, что подобная слепая детская любовь вдруг обращается в такую же точно слепую ненависть, стоит только однажды им попытаться настоять на своем. Как только сталкиваются двое твердолобых, неминуемо проигрывают оба.

И кто бы мог ожидать от Анечки – тихой и домашней девочки – что она решиться сбежать из родного дома с первым встречным, променяв Москву на глухую провинцию? Что она отважится наперекор матери и презрев ее категорическое нет, выйти замуж за этого выскочку, который младше нее на два годы, без образования, без положения и без перспектив? Что она, не зная брода, бросится в омут житейских трудностей и забот, отвергнув устроенность и определенность и, кстати сказать, жениха, которого давно присмотрела ей мать.

Правда, о том женихе Анечка ничего не знала, и так и не узнала, потому что кроме Бориса, появившегося в ее жизни вдруг, совершенно случайно и, как она искренне верила, навсегда, ей больше никто не был нужен. Она влюбилась, как сумасшедшая, впервые и всерьез, страстно и смертельно-безудержно. И если бы кто-то попытался бы их разлучить, Анечка скорее убила бы того человека, чем согласилась бы расстаться с Борисом.

Но теперь жизнь складывалась так, что целыми днями они были разлучены, а убить за то было некого. Анечка страдала, печально глядя из окна своей комнаты на заснеженный двор, на черные голые деревья под окном, на ворон, с карканьем взлетавших с помойки, на безрадостные серые фасады соседних пятиэтажек и белье, мерзнувшее на балконных веревках. Все чаще она вспоминала Москву, со щемящей грустью и надеждой, то проблескивавшей, но чаще – угасающей, что когда-нибудь она все же вернется туда. Она скучала по маме, но в то же время не могла ей простить, что та выгнала ее из дома, даже не попытавшись разрешить сложившуюся ситуацию как-нибудь иначе.

Правда, она забывала о том, что сама сбежала из дома, даже не попытавшись разрешить сложившуюся ситуацию как-нибудь иначе.

* * *

Именно за такими мыслями застал Аню Федор Константинович, вернувшись однажды со своих промыслов. Он пригласил Анечку выпить с ним чаю, потому что Валентина Матвеевна пошла навестить подругу, а Федор Константинович кушать в одиночестве не любил. Аня это знала, и потому отказываться не стала.

Она накрывала на стол, все еще немного стесняясь: у них дома всем хозяйством заведовала мама, и оттого Анечке было непривычно самой. Подавать, убирать – столько всего, а она никак не может запомнить, где что лежит. Ей было неприятно представлять себя со стороны, и никак не получалось чувствовать себя естественно, может быть оттого, что она не знала, кем ей тут быть – то ли гостьей, то ли хозяйкой.

И еще оттого, что Федор Константинович упорствовал в своем подчеркнутом «вы»:

– Вы, помнится, говорили, что факультет экономический окончили, верно?

– Да, – подтвердила Аня.

– Так вот, у меня к вам предложение имеется.

– Какое предложение?

– Не хотите поработать по специальности?

– А что делать? И где? – Аня растерялась.

– Я вам сейчас все объясню, а вы не спешите, обдумайте на досуге, потому как вы вовсе не обязаны соглашаться. Так вот, дело в том, что одному моему хорошему знакомому требуется на работу бухгалтер или что-то в этом роде, по вашей части. Он у меня спросил, нет ли кого знакомого, потому как в наше время… ну, вы меня понимаете? – он взглянул на Аню, поведя бровями и ожидая найти в ее лице понимание тех тонких вопросов, о которых толковал, – и я, значит, сразу подумал о вас. Или я не прав?

Анечка совсем смешалась. Предложение было слишком неожиданным и странным – уже тем, что исходило от Федора Константиновича. И она думала в тот момент не о самой работе, о которой вообще-то мечтала давно, но о том, что стоит за этим предложением, с виду совершенно обычном. Он решил помочь ей устроиться на работу? С чего бы это? И отговорка про приятеля – всего лишь отговорка. Но отчего же тогда он не помог Борису? Из принципа? Или просто не мог? Или он хочет ее проверить? И там у него везде свои люди? И куда он вообще ходит каждый день? Чем занимается?