Владимир Шапиро - По стопам маргинала. Роман

На следующей неделе районный гинеколог констатировала у Лоры беременность с большим сроком. На семейном совете было принято решение сделать аборт. Во-первых, потому что еще молода и не готова к материнству в свои неполные восемнадцать, и, во-вторых, на небольшой площади менее тридцати квадратных метров проживало шесть человек, у каждого из них были свои проблемы, которые еще более усложнились бы вместе с рождением нового кричащего создания. В общем, брат Давида, Самуил, созвонился со своим знакомым, профессором-гинекологом, Вайнштейном, и тот, частным порядком в своей клинике, сделал удачную операцию. Молодой организм справился с последствиями и скоро Лора, как и ее братья и сестра, была полностью увлечена развлечениями. Однако, когда приходила тоска о любимом Марио, она уходила в палисадник дома и на одинокой скамейке вспоминала о нем. И не только о нем: приходили странные до тошноты думы об особых отношениях с дядей Самуилом, о которых не говорила даже маме.

Это началось с раннего детства, когда мама любила брать младшую дочь с собой в гости к дяде и тете Рахель. Бездетные родственники были всегда рады им, баловали племянницу всякой «вкуснятиной». Это был настоящий праздник после скромной домашней пищи: в их семье работал только отец на скромно-оплачиваемой должности. Короче, после обычных разговоров за столом, все расходились по своим делам: тетя уходила на прогулку поправлять на свежем воздухе свое здоровье и настроение. Дядя с мамой уходили в его кабинет после увлекательной беседы из области искусств, дядя был цензором на службе Министерства культуры. Он обладал замечательной памятью рассказчика, дочь видела, как зажигались глаза матери при общении с ним. Кабинет представлял настоящую библиотеку: кроме шкафов с книгами по искусству и не только, там был вместительный рабочий стол с удобным креслом и диван с двумя стульями. Любимым детищем дяди были богато иллюстрированные альбомы о жизни великих. В то время они были дефицитом на книжном рынке. Грета отзывалась о нем как о культурном, обходительном человеке, которого приглашали на разные события в общественной жизни города, на кинофестивали и прочее.

Оставшись одна в салоне, обставленном картинами знаменитых художников, вазами и статуэтками на шкафу под ярким светом «волшебной» красивой люстры, Лора оставляла вкуснятину и обходила сначала салон, потом коридор, тоже увешанный картинами, и шла в ванную полюбоваться на белоснежную ванную с зеркалом на всю стену и блестящими кранами. С отвращением вспоминала их желтую, разбитую «посудину» для купания в коммунальной квартире. Потом, усталая от впечатлений, возвращалась в салон, мимо закрытой спальни тети, и засыпала на уютной кушетке, погружаясь в сказочные детские грезы.

В этом состоянии ее находили взрослые, мама торопливо будила, она капризничала. И тогда дядя брал ее на свои колени и, лаская, успокаивал чем-то смешным, от чего ей сразу становилось хорошо. В более зрелом, семилетнем возрасте Лора проявила способность запоминать и пересказывать все, что было в более ранних визитах в гости к дяде. Дядя быстро оценил ее талант и предложил маме позволить ему заняться обучением племянницы основам изящных искусств, короче, привить ей вкус к пониманию этого вида человеческой деятельности. Мама, гордая за дочь, согласилась вначале на часовой урок. А потом, чуть позже, разрешила дочери приезжать одной на эти уроки. Ей хватало своих забот, чтобы сопровождать дочь на эти занятия, ставшими частыми и продолжительными.

Уроки начинались с самого приятного: с угощения сладким чаем с десертом. Потом начиналась обстоятельная беседа об очередной творческой карьере знаменитого художника, скульптора на коленях дяди. Так было легче следить за ее вниманием, а также для удобства переворачивать страницы и картинки перед глазами племянницы, не отрываясь на прочие мелочи. Иногда она сама делала это. Если дядя замечал, что она устала, начала дремать, он останавливался и нежно задувал ей в затихшее ушко струю воздуха и гладил по головке. Со сладким ощущением она выходила из дремоты, ей хотелось мяукнуть пушистым котенком на его руках. Но он упрямо просил повторить сказанное. И удивительно, она повторяла. Справлялась и с этим.

Уроки изящных искусств на коленях дяди Самуила продолжались до ее тринадцатилетия. Тогда, увидев, как племянница любуется персонажами работы Ван-Дейка «Сусанна и старцы», дядя помолчал, а потом вкрадчиво сказал:

– Знаешь, по-дружески, почему бы тебе самой не попытаться стать натурщицей. Вполне развита физически, красивая и привлекательная внешность, посадка безупречна. Все, что надо…

– Смогу ли?

– Сможешь, не Боги горшки обжигают. Ничего сложного, немного терпения – вся премудрость. Все, что требуется при позировании. Сейчас, кстати, открылась вакансия у самого популярного нашего художника, Иннокентия Скворцова. Между прочим, мой приятель, могу посодействовать. Поговорю с ним о тебе.

– Да, здорово…

– Итак, решено. Пока это только между нами. Запомнила! Посмотрим, что он скажет; его Студия на балансе нашего Министерства. Никого не примут без рекомендации. Но конечно, будет проба, на ней ты должна показать, на что способна. Потому что будут и другие на это место. Возьмут лучшую. Понятно?

– Да…

– Хорошо, – серые глаза дяди, как у фокусника, покрылись загадочной пеленой и только обнажившаяся белизна зубных протезов в загадочной улыбке оживляла его лицо. Потом, будто вспомнив что-то, добавил сердито, – только чур, никому ни слова, даже маме. Скажешь, – все испортишь. Сама же и пострадаешь. Я позабочусь об этом. Итак, все зависит от художника и от худсовета Министерства. Увидим, пока терпение. Придешь через два дня. Все. Но помни о нашем секрете. Если хочешь, это будет клятва верности на годы.

С тем же загадочным видом он проводил племянницу до двери его четырехкомнатной квартиры. Там к ним присоединилась тетя. Все это время она была занята в своей спальне, куда без спроса был запрещен вход даже мужу, но когда услышала шум открывавшихся замков, вышла из ее «светлицы», так она называла свою комнату, традиционно вручить Лоре ириску в дорогу из своей коробочки.

Через два дня Лора нетерпеливо постучалась в дверь дядиной квартиры. На его немой вопрос, прямо с порога, поспешно выдохнула в нагнувшееся к ней ухо хозяина: «Никому, даже маме». Он удовлетворенно кивнул головой и галантно, без привычных объятий, провел ее прямо в свой кабинет. Она сразу обратила внимание на белую простыню поверх книжного шкафа и ширму рядом. Дядя тем временем гордо вытащил из сейфа фотоаппарат фирмы Цейсс, который обычно прятал, после того как кто-то из «бунтарей», так называл сердитую молодежь, читавшую свои стихи у памятника В. Маяковского, попытался у него в гостях выкрасть дорогой немецкий прибор довоенных времен. Тетя ругала его за вредную привычку приводить в гости чужих людей, но он был упрям и «несгибаем, как большевик», твердила тетя. Время от времени приводил кого-то «для интересных дискуссий в откровенной обстановке». Любил повторять ей: «И гении – не без недостатков».