Денис Лынник - Эскизы милых патологий. Литературно-психоаналитические опыты

– Но отец – у него всё получалось! – закричал Даниил. – Он рассказывал мне про проституток и про то, как сводил их с ума!

– Сынок… – голос Марины мгновенно стал уставшим. – Отец был гей, а эту историю он всем рассказывал, поверь. Ты появился из эякулята, добытого мной при просмотре им австрийского гей-порно на гастролях в Вене… «Hob net sowos gsaehn», – всё время повторял в нём один из актёров… – Марина погрузилась в воспоминания. – Так забавно…

– Ма-а-а-а-а-а-а-мммм-а-а-а-а!!!!!!!! – вопль Даниила заполнил все до последнего кубометры пространства. Он резко вскочил и, шатаясь из стороны в сторону, как пьяный, скрылся в направлении кухни. Через полминуты оттуда раздался крик раненого зверя, Даниил вбежал в комнату матери и протянул Марине сморщенный окровавленный неровный цилиндр, только что бывший частью его. Женщина с потухшей улыбкой взяла теплую плоть и, разрывая сырое мясо, наспех пережёвывая его, глотала пещеристую ткань и кожу. Даниил осел на колени, истекая кровью.

«Маски, позы, два листа прозы. Так просто сочинять песни…» – пел холодным магическим голосом мужчина в колонках. Марина поправляла вставные челюсти.

Фредди закрыл глаза и прекратил своё земное существование с последней попытки вдоха. Сначала была стерильная темнота. Как абсолют несуществующего объёма, как великая антисущность. Сколько лет она существовала? Миллион? Миллиард? По прошествии этой толщи лет, когда время в силу своей бесконечности перестало быть, сквозь сладкую вату тьмы стали произрастать мириады огоньков, смело становившиеся лучами; они объединялись с себе подобными – света становилось больше. Вселенная вот уже напоминала снежный сыр, прорезанный чёрными дырками, пока Фредди не ощутил своё тело помещённым в залитое светом безграничное пространство с прохладным мраморным полом. Он стоял, одетый в махровый халат, мягкий, как волосы матери. Фредди понял, что это рай, и, не опасаясь больше ничего, спокойно направился вперёд.

Навстречу ему ступал поджарый мужчина лет шестидесяти, с аккуратно подстриженной седой бородкой, среднего роста, одетый в точно такой же махровый халат. Он подошёл к Фредди, мягко положил руки ему на предплечья, глядя в глаза.

– Ну вот ты и здесь, какое счастье…

Фредди молчал, внимательно рассматривая молодого старика.

– С тех пор как я увидел и услышал тебя, я влюбился в тебя по уши. Я отдал бы за тебя жизнь, если б моя жизнь не была вечной. Ты – то, что создано чем-то, неподвластным даже мне. Ты… ты…

Седовласый привстал на носки и слился с Фредди в затяжном, отменяющем всё сущее, поцелуе. Поцелуй старика был приятен Фредди. Вот он, рай, подумал он.

– Мой проект с сыном, увы, закончился фиаско, – задумчиво произнёс старик, оторвавшись от губ и усов Фредди. – Жена первым же рейсом ушла в туманность Андромеды, назвав мой план спасения Земли бредом, а меня – идиотом. Я смотрел на всё, что там происходит и… А что я? Как я мог помочь? Серебренников тогда дал бы и поболее, если б только мог спасти его. Не вышло.

Фредди слушал седовласого как зачарованный. Тот сбросил с себя халат и, голый, опустился перед Фредди на колени, осторожно раздвинул полы его халата. Он припал к его члену губами и стал жадно ласкать его. Фредди застонал.

– Вы совсем с ума сошли?! – зашипел Куратор Культуры, человечек в чёрном костюме с очками без оправы, сидевшему справа от него режиссёру. Они расположились примерно посередине партера и были вполне неприметны.

– Не волнуйтесь, Ка-Ка, – начал было режиссёр, но Куратор Культуры прервал его.

– Тыщу раз просил вас не называть меня Ка-Ка, – взвизгнул он шёпотом.

– Ну ок, сорян, а по мне так норм, – режиссёр почувствовал себя немного задетым.

– Надеюсь, никто не видел, как я зашёл сюда? – спросил Куратор Культуры. Голос его звенел чистым «ля» рафинированного человеческого страха. – Вы правда сумасшедший, чёрт вас дери! Вам мало было того, что они с вами сделали? Мало? Мало, да? Теперь ещё и это? Вы чего добиваетесь? Бог-гей сосёт в раю член Фредди Меркюри, и всё это на сцене Большого? Это же порнография!

– Это в Малом у вас порнография, – вяло парировал режиссёр. – Как она там у вас называется, не помню… «Смерть за родные погосты»?

– Вы идиот, придурок, кретин, каких свет не видывал! Простите. – Куратор Культуры понимал, в какую историю он вляпался и почти плакал. – Вы заманили меня сюда обманом, чтобы я увидел это. Моя карьера, моя жизнь и моё будущее – всё псу под хвост! Вы обещали мне открыть некое тайное знание, только по этой причине я повёлся на Вашу провокацию. И где он, этот неутешительный бонус, ваш очередной обман?

– Посмотрите на сцену, – тихо ответил режиссёр.

Движения головы мужчины на коленях стали всё быстрее, амплитуда – всё длиннее. Фредди постанывал, но вдруг схватил мужчину за голову и с силой отнял её от себя.

– Постой! – вскрикнул он! – У меня же СПИД! Ты понимаешь, что это значит для тебя?

– Успокойся, никакого СПИДа не существует, – спокойно и уверенно ответил седовласый, отирая рот тыльной стороной ладони правой руки. – Я запустил эту легенду, чтобы ты побыстрее оказался здесь. Я так ждал тебя… А так как ты не слишком следил за здоровьем, то ждать слишком долго не пришлось.

На лицо Фредди опустилась сумасшедшая блаженная улыбка.

– Теперь вы понимаете, Ка-Ка? – режиссёр повернул голову к Куратору Культуры, в глазах его сверкали искорки триумфа.

– Что? Что? – шептал Куратор Культуры. – Это же бред актёров-педерастов на сцене! Я что, должен этому поверить? Это и есть ваше откровение?

– Они… Они там… настоящие, – только и смог произнести режиссёр, махнув рукой в направлении сцены.

Мужчины смотрели друг на друга. Режиссёр положил ладонь на колено Куратора Культуры. Лица их сближались.

После одиннадцати лет в браке Александр искренне изумлялся, как когда-то, давным-давно, он мог хотеть эту женщину, свою жену. Он был искренне благодарен ей за то, что она по-прежнему была с ним, несмотря на всю его холодность и полное его, до умиротворения, безразличие к ней. С Ниной было удобно: она в самом деле была покладиста и трудолюбива, совсем нетребовательна, и любила Александра так, как не может любить даже самая преданная хозяину собака. А ещё Нина в самом деле очень хорошо готовила, в доме их часто бывали гости. Александр же в такие моменты был резов и очень мил. Мало кто не считал их идеальной парой.

Последние попытки близости свершились у супругов лет восемь тому назад, однако полный их провал возвестил наступление новой эпохи в их отношениях. Нина вздыхала, Александр делал вид, что ничего особенного не произошло, и всегда много работал. Дом превратился в семейный очаг, сюда можно было приходить погреться и поесть, а ещё поспать. Ночевать чета расходилась в разные комнаты. Детей у Александра и Нины не было.