Татьяна Свичкарь - Уходить будем небом

– Что с тобой случилось? – одними губами спросила я.

Улица, на которой стояло кафе, где Юлька подрабатывала, шла вдоль леса. Та пьяная компания, которую они никак не могли выпроводить за дверь… Эти три мордоворота дождались Юльку… и в двухстах метрах от кафе окружили её как волки.

– Цыпа-цыпа-цыпа,… Ну, куда пойдём…

– А тут и лесок рядом…

– В леске холодно…

– Да ладно! У нас вот девочка горячая, – тот, что стоял сзади, неожиданно затянул на Юлькиной шее длинный шарф, – придушивая, но не во всю силу, чтобы лишить сопротивления, напугать до смерти.

– Я помню, что меня потом… после везли по снегу, за шарф… ноги тянулись… тянулись… А потом меня забрасывали снегом. Я думала, как же я смогу дышать? А мне не надо было дышать… Но ведь слышала, я всё слышала. Один сказал другому: «Вот те раз, да она ж у тебя уже мёртвая…» Что со мной? – Юлька вцепилась мне в рукав. Я это видела, но не ощущала – даже рукав куртки не смялся.

«Вы многое увидите», – всплыли у мен в памяти слова.

Юлька была мёртвая, но ещё не понимала этого. Я обняла её, ткнувшуюся ко мне в грудь. Когда я закрывала глаза, я ее чувствовала – её прильнувшее ко мне тело. Когда открывала глаза – видела, но руки погружались в её тело, как сгусток тумана.

– Мне уже нельзя к вам, да? – спросила Юлька, поднимая зарёванное и такое детское лицо, что та я, которая так и не стала матерью, кинулась бы на этих «волков» без раздумья. В глотку бы вцепилась.

– Вы скоро увидитесь, – тихо сказала я, – Вы с мамой скоро будете вместе.

– Я когда-то думала… случайно пришли такие мысли… Я не хотела бы, чтобы был тот мир после смерти. Чтобы не видеть оттуда, как плачет мама… Может, меня не найдут.

– Может, и не найдут, – подумала я, – Идёт снег. Может и не нашли бы до весны, которая не придёт…

– Я тогда пойду, – сказала Юлька, – Попрощаюсь с девчонками… Со всеми…

И она пошла. Девочка в вишнёвой шапке с помпоном пошла прочь, сливаясь с зимним пейзажем, исчезая за хлопьями снега.

**

Когда на человека сваливается так много – это как удар по затылку. Оглушает. Кто-то говорит – надо переспать с этой мыслью. Утром встанешь, может быть, что-то поймёшь. Открыв дверь свой квартиры, я, уже плохо соображая – усталость была смертельной – отмахнулась от радостного танца Блохи (она всегда так радуется даже, если выйду в магазин на пятнадцать минут и вернусь), сбросила прихожей куртку и сапоги, прошла к своей постели, упала и уснула.

Последнее, что я ощутила – Блоха тыкалась носом в мои волосы, обнюхивала. Есть ли запах у потрясения? У горя? У отчаяния? Меня слегка покачивало на кровати, будто я только что сошла с поезда или корабля. А потом так же быстро пришёл сон.

Главное было – сбросить первую усталость. Проснулась я рано, если прикинуть, когда легла. Часы показывали начало восьмого. Блоха, свернувшаяся было калачиком возле меня, тут же подняла голову. И с готовностью, первая соскочила с постели.

– Сейчас кофе выпью и выведу, – пообещала я ей.

Я кипятила воду в маленькой турке – на одну чашку. Купила её лет двадцать назад. Кофе был «живой», бразильский. После него сердце начинало колотиться быстрее, хотя мне кофе пить и нельзя вовсе, у меня тахикардия.

Потом мы с Блохой вышли на улицу. С утра подморозило, и снег скрипел под ногами. Будто по крахмалу идёшь. В небе стояла полная луна. Такая же, как тогда, когда я была маленькая. В детстве я придумала луне имя – Светлана Серебряная. Мне казалось, оно ей очень подходило. Из круглосуточного магазина «Миндаль» тянуло запахом жареного мяса и пирогов. Блоха носилась со скоростью запущенной ракеты. Я называла такое её состояние «Погоняй».

Весь мир убеждал в своей постоянности, неизменности. «Я не могу исчезнуть!» говорило все кругом. Заснеженные деревья, отпечатки ног и лап на снегу. Луна со знакомыми тёмными пятнами. Горы и моря. Без телескопа, я не могла увидеть больше.

Когда-то, кода я только рассталась с мужем, а Том приехал из своей Москвы… он был сам на себя не похож. Остались одни глаза – затравленные, жгущие.

Но он жалел не себя, а меня. Жалел неуклюже. Когда приблизился мой день рождения, спросил у Лизы:

– Что ей подарить?

– Да ей сейчас хоть звезду подари – лучше ей не станет, – в сердцах ответила Лиза.

Она гневалась, что не знала ничего, я ей ничего не рассказывала, и что бывший муж мой благополучно отбыл на родину. А я замазывала шрамы на лице толстым слоем тонального крема. С тех пор я, и видимо навсегда – разучилась кому-нибудь верить. Даже родным.

Том воспринял слова Лизы буквально. И на день рождения вручил мне сертификат на звезду. Знаете, наверное, что есть такие мошенники? Они продают участки на Луне и Марсе, продают звёзды – от самых дальних и крошечных, дешёвых, до престижных и мощных квазаров. Вручают сертификаты, оформленные в рамочку – владей.

Моя звезда пятнадцатой величины была далеко. Её видно только с орбиты, в телескоп. У неё даже не было названия до того, как Том подарил её мне. Только номер. Он назвал её «Диана».

Но это для меня нисколько не умалило значения подарка, не вызвало злости к мошенникам. Кто мешал мне мечтать? О моей звезде, засыпая, я могла представлять всё, что угодно. Я видела перед собой её планеты. Лазурные реки и сиреневые леса с золотыми листьями. Хрустальные дворцы и необыкновенных, прекрасных людей, речь которых была похожа на щебет птиц. Мое имя не делало меня хозяйкой звезды, оно просто связывало нас некой тонкой нитью.

Блоха набегалась и замёрзла, мы вернулись домой. Я снова поставила турку на огонь. Собака нетерпеливо приплясывала и лезла под руки. Я выложила в её мисочку корм «Чаппи». Налила себе кружку кофе и включила старенький телевизор, который даже включался не всегда, а только если у него была такая прихоть.

Я почти никогда его не смотрю. Разве что, устав от своих бесчисленных текстов для заказчиков, присяду перед экраном, чтобы поглядеть какой-нибудь фильм, наивный, который так же напоминает реальную жизнь, как суррогатная пища – настоящую.

Шла программа новостей. Всё та же бодро-тревожная тележвачка. Обсуждалась отмена договора по производству и размещению ракет средней и малой дальности. Звучали бодрые фразы: «У нас хватит сил, чтобы дать отпор любому агрессору». «Ответные меры…» Все уже давно забыли реальную войну, и как дети, готовы были играть в неё заново.

В голове всплыла ублюдочная фаза президента: «Мы все попадем в рай». И вспомнился «Райский сад» дяди Володи. Мы попадём, а президент-то наверняка не захочет туда. И будет отсиживаться в своем бункере, пока не сдохнет так же, как те, кому он это пророчил. Президент теней.

Две недели. Даже безнадежно больным не говорят про оставшееся им время так точно. Врач скажет, и то не самому больному, а близким: