Аnn fon Luger - Призраки Петрограда 1922—1923 гг. Криминальная драма. Детектив

Митька Белов спокойно пересчитал добычу.

– А ты правильный малый, – заметил маравихер. Молча подошел к столу, длинными холеными пальцами забрал кольцо и брошку. – Это принадлежит моей жене. Значит, это мое. А остальное твое по праву.

– Простите, что обокрали вашу жену… – виновато промямлил Бенька.

– Ну это ведь совсем другой коленкор, ребятки. В таком случае добро пожаловать, что говорится, в семью.

И он протянул Леньке руку в дружественном рукопожатии. Тот сначала отпрянул, но руку пожал.

– Бесо, неси нам чай, – сказал он стоявшему в углу ассору. – Не бойся, не отравлен.

Чай тут же подали в серебряных чашечках. С цукатами в вазочке.

Ленька одобрительно кивнул. Но отказался, чай пил только Басс.

– Как тебя звать-то, «уравнитель»? – нарочито спрашивал маз.

– Имя мое тебе ни о чем не расскажет, – твердо отвечал Леня, сглатывая слюну.

– И все же?.. – спросил маз, раскуривая потухшую сигару.

– Леонид Пантелкин…

Маз расхохотался:

– Ах-ха-ха-ха! Пантелкин, говоришь.

В углу все разом тоже прыснули со смеху.

Леня стиснул зубы. И кулаки уже был готов употребить по воровской физиономии. Но Басс аккуратно потянул его за рукав.

Маз приметил, но вида не показал. «Вспыльчивый, значит. Плохо».

– Играете в белот? – спросил он Басса.

– Не откажусь. – Глаза его блистали.

– Если есть чем отыгрываться. Присядь и отыграйся! – Белка подтрунивал. – А то гостем у меня уже не будешь, навек вон в том кофре схороню.

– На что играть будем? – спросил Басс, потирая трясущиеся руки.

– Решай сам.

– Тогда на скрад этой ночки.

– Принято!

Басс на ватных ногах проследовал к игральному сукну.

– Кто сдает?

Большеротый неохотно ответил:

– Ну я. – И мясистыми пальцами отсчитал ему несколько карт с колоды.

– Три пики! – промямлил Бенька.

– Я пас, – отозвался вислоухий.

– Четыре треф, – подсказывал Ленька другу, заглядывая ему в карты.

– Пиковый валет, – ответил большеротый с акцентом.

Бенька напрягся. Виски застучали, на них выступил пот. Он скрестил ноги под столом и сокрушенно сказал:

– Ой, наверное, мне не в-везет.

– Давай играй. А ты не подсказывай! – рыжий грузин пригрозил Леньке пальцем.

Игра набрала оборот. Каты в руках Беньки шелестели с податливой беззвучностью. Он сдавал их на стол и спешно забирал новые. Потом опять сдавал. Так несколько подходов.

– Туз пик.

– Вах! – раскраснелся рыжий. И кинул на стол свои карты, чуть было не перевернув подсвечник. Поднялся страшный гвалт за зеленым столиком. Слышались отдельные выкрики:

– Как ты это сделал?

– Меня обдурить вздумал, жиденыш!

– Вот это игра!

Когда Митька Белов приблизился к ним, все разом смолкли.

– Стоп, Гога. Парень отыгрался, теперь это твое. – Белка вернул ему сверток и потрепал по плечу. – Ты заходи к нам, покушай, а то дюже худ.

– Я много кушаю.

– Ничего, не объешь меня, я сам кого хочешь покусаю!

Глаза мазов за столиком хищно блестели.

– А ты не обижайся, жиган. Я вижу, ты парень хороший, из наших, понятливый. Вот что я тебе скажу: с такой фамилией тебе в нашей среде делать нечего… Становись-ка ты лучше Леонидом Ивановичем Пантелеевым, – сказал Белка, поворачиваясь к Леньке.

– А что? Звучит, – отозвался Басс.

Ленька многозначительно молчал и все слушал Белку.

– Завтра достанем тебе новые документы. С паспортом новеньким будешь ходить. По оружию у нас кто, Каха?

– Клим, – ответил большеротый игрок с жутким акцентом.

– Ну что, подтянешься за шпалерами?

Леня одобрительно кивнул.

– Я теперь только добра желаю и от себя добавлю: в блатном мире сейчас сноровка нужна. Ты же не уличный шармыгал, чтоб слам по улицам мимо постовых таскать, нужен еще и автомобиль. У меня все есть. И люди нужны…

Шулера одобрительно кивнули.

– Если хочешь, дам наводку, где промбронь угнать можно, – продолжал без устали Белка.

Ответа не последовало…

– Ладно, побалакали – и буде. Как интерес проснется, найдешь меня здесь. Адрес знаешь. За сим все. Бесо, проводи наших гостей до двери!

Когда дверь затворилась, они вышли на улицу, выдохнув с облегчением. Бенька вытянул руку, пальцы его лихорадочно дрожали. Он протянул другу сверток.

Домой шли молча. Точнее, бежали. На хазе Пафнутий давно уже себе места не находил. То и дело пялился из почерневших оконец кухоньки на порожнюю улицу. Завидев двоих пеших, он тихонько отпер дверь:

– Ну что? Рассказывайте.

– Взял обручальное кольцо и брошь, остальное отыграли. Представляете?!

– Вот! – Ленька высыпал слам на стол. Ноги сделались ватные, он повалился на треногий стул.

– Ну се добрый знак. Тебя приняли, – пояснил Дед, помогая снять верхнюю одежду.

– Нам дали фору? Мы теперь свои? – потирая глаза, спросил разбуженный Варшулевич.

– Будем пить и грабить. В карты играть, – ответил Басс.

Пантелкин смурно глянул на него.

– Я не буду и тебе не советую.

– А мы будем отнимать у нэпманов и раздавать бедным, как бы уравнивая эти две чаши весов…

– Очень интересно, – отозвался молчаливый Варшулевич.

– Да уж, классовый разрыв огромен… – Ленька загадочно улыбнулся.

– Что-что, будем «грабить награбленное»! – продолжал Басс. – Выпьем-ка за Леонида Пантелеева! Теперь у нас и документики будут!

Собравшиеся загудели.

– Гм, – Варшулевич хмыкнул в кулак. И привстал, повернувшись к присутствующим. Все замолкли. И спешно снял с глаз тонкое пенсне, нервно покрутил его трясущимися руками и опять надел. – Я, товарищи, я предельно рад! И я с вами. Ведь нельзя зарекаться, а я ж не так воспитан. Может час настать, что с голоду и стырить придется…

– Верняк, от сумы да от тюрьмы зароку не давай.

Ленька стоял и молча глядел в окно. Его взгляд был безмятежным. Он словно бы знал исход этого вечера. Исход давал ему новый путь. Все смешалось.

Из общей массы голосов вырывались ругательства Деда и густой голос Беньки. Восторг Гаврикова.

Ленька стал напевать себе под нос:

А Гаврюшка подхватил… и все остальные за ним:

– Помирать – так с музыкой. Куда ты, Ленька, туда и мы!

Он крутил толстенный перстенек с изумрудом, глянул через него на разбитную компанию.

«Завтра подарю Мими! – пронеслось у него в голове. Воспоминания их прошлой ночи не дали бы ему сомкнуть глаз. – Нет, к ней и сейчас!» Через несколько минут он уже остановил на улице пролетку. Вдали розовел совсем ещё юный рассвет. Кое-где за крышами домов тянулись белые ленты дыма от каминных труб. Усатый возница на дохлой лошаденке свернул уже на Никольскую. «Когда же? Когда?» Мысленно он был уже у нее. Сжимая перстень, он представлял, что заключит ее, сонную, в свои объятья.