Аnn fon Luger - Призраки Петрограда 1922—1923 гг. Криминальная драма. Детектив

Потом вдруг провел рукой по пышным черненым волосам. Тронул нежно губами ее соленую от слез щеку, шею, плечо.

– Ну что ты, что… – Он ближе притянул ее и начал жарко целовать.

– Ну тише, ш-ш-ш, девочка моя… Ты запуталась, бедненькая… Ну что ты? Я что-нибудь придумаю, – нашептывал он ей, – верь мне. И он сжал ее плечи руками, она застонала, он повалил ее вновь на кровать, осыпая ее поцелуями и стягивая с нее одеяло…

Пафнутий уже заваривал чай, будто бы поджидая Леньку, медленно поглаживал жиденькую бороденку.

– Ноченька что надо, – сказал он подмигивая. – Хочу познакомить тебя с первоклассными маравихерами! – сказал Дед. – Оба два вальты червонные. С ними не сгоремычишься, стреляные. Если ты им все грамотно обскажешь, вот как мне, станешь неуязвим.

«Тринь-тили-бринь!» – навзрыд пиликнул дверной звонок.

– Кого лихая занесла? – Дед испуганно помрачнел, двинулся к выходу.

– Куда долю дел? – раздался басистый голос чужака. На пороге стоял детина в рогожковой ушанке и засаленной лоснящейся дубленочке.

Ленька выпучил моргалки на него, из-за угла, рукой шаря спиртное.

– Да ты шо? Какие аржаны, давеча все ж Мальцу передавал…

– У-у-у! Немае, гнида… – детина тряс старца за грудки.

Вдруг он, словно ужаленный, откинул его на пол и красной с морозца рукой начал спешно открывать ящички гардероба, другой рукой скидывая с вешалок одежду.

– Помилуй, Бык! – причитала из угла блеклая тень Пафнутия.

Детина развернулся к нему, сверкая зелеными зенками. Он утер мясистый свой нос и почесал щеку, на которой сияла неизвестная доселе медицине мокнуть. Перевел прицельный взгляд с Пафнутия на выпуклость под обоями.

– Опять, што ль? – И Бык направился к дрожащему от страха Деду, легонечко подвинув его, проворными пальцами извлек крест-накрест перебинтованный пакет.

– Ну ты бы хоть дислокацию нычек-то менял! – Подобревший детина извлек содержимое и аккуратно запихал все денежки во внутренний карман.

– Дак я же что?

– А то, еще раз учудишь – весь блат с тобой прекратит якшаться! – И Бык пригрозил пухлым пальцем, потом сжал кулак, занося его над трясущимся примусником. – У-у-у! Вот так бы двинуть тебе в жбан!

– Ай-ай! Не надо! – Пафнутий вжался в стену, зажмурившись, и было от страха уже ус зажевал. Когда открыл глазоньки, никого в коридоре не виднелось.

А было уже около четырех часов дня. Горел свет тусклой керосинки на кухне, и нереальную обстановку злачного места сего нарушал только потрескиванием поленьев старинный камин. Запах свежих дров перемешивался с алкоголем, табаком и человеческими миазмами.

– Обмочился, Дедка, со страху?

Ленька молча развернулся к умывальнику, прежде начал пить большими глотками холодную воду. А потом смыл с себя пот. Ему было не по себе от выпитого накануне, и от увиденного, и от бурной ночки. Он протер глаза и пренебрежительно продолжил:

– Ну как тебе это?

– Что «это»? – Схватившись за сердце, перетырщик с оглядкой закрыл входную дверь на цепочку.

– Вот тебе и «неуязвимость» твоя? – ехидничал Пантелкин.

– Да затем, мазурик, что ты не первый и не последний, кто добро мещанское отщипнуть хочет. Становись в очередь. Давно все пилят по углам «пятерочки». Али думал вот так с наскоку в Петрограде злодеить? – отдышавшись, громыхнул Дед.

Пантелкин ухмылялся, закидывая за спину вафельный рушник, направился в большую комнату.

В центре залы стоял круглый стол в стиле Генриха IV, рядом на стуле, почему-то лицом в окурках, спал Басс.

Узорчатый ковер был залит винными пятнами чернильного происхождения. Среди крошек и остатков еды и пустых бутылок похрапывал, как младенец, Гаврюшка, рядом с ним валялась мертвецки пьяная Луде.

Варшава притулился в углу, словно ерусалимец.

Ленька, заложив пальцы в рот, свистнул:

– Рота, подъем!

Среагировал только Басс. Он встал по стойке смирно, даже не заметив, что в лицо его вмялись окурки и странно свисали.

Лидочка невнятно буркнула себе под нос.

– Ну опять двадцать пять, не дают поспать по-человечески… – жалился Гаврюшка.

– Есть маза, чижики, сбирайся!

– Что случилося, Лень? – прошипел, как старый утюг, Басс…

Все с нетерпеньем внемляли главарю.

Гаврюшка привстал с чуть опухшим по-детски наивным лицом.

– И что ты предлагаешь?

– Пойдем сегодня у Палкина подыбим. Заглотим соловьевский бутерброд!

Дед ехидно хихикнул.

– Дед, если смешно тебе, рассказывай, мы тоже посмеемся.

– Мне скрывать от вас нечего, жиганы. Помимо вас, новеньких, свеженьких и дерзких, в Петрограде есть иная власть, – вороном каркал Дед.

– Какая? – Гаврюша выпучил глаза.

– Блат: Федька Бык, Ассоры 4 4 Ассор – так в начале прошлого века называли всех лиц кавказской национальности, произв., ассириец. , Треф Валет, Володька Волочильщик вообще держит всех швецов в округе… Банда Климакова, банда Белого, зазря перечислять не буду?

– Про твою душонку приходил Бык?

– Мы что-то пропустили?

Дед деловито выловил чаинки с жестяной кружки и, постучав ложкой о краешек, недовольно крякнул.

– Да только, боюсь, эти имена вам ни о чем не обскажут. А зря… зря. Они еще при царе сыскарей за носы водили. А вы в штанишках маненьких драпали да пеленки знамо как подписывали. А мазы уже эти были. И этот город их, так получается!

– Ну а мы-то тут при чем? – прервал Пантелкин

– Хотите работать на «пятерочке», договаривайтесь с Беловым. С Климаковым подсоблю. Знамо многих. А так одни – быстро скукожитесь.

Пантелкин громко расхохотался. Остальные подхватили.

Пафнутий покраснел от злости и закрылся у себя в кухонке.

– Это нам пригодится, – Варшава вытянул лом из кладовки.

– Зачем? – спросил Басс.

– Заодно на Никольскую заскочим. К родственничку. Я все ходы там знаю, со двора амбарный замок висит только лишь. Стырим по бушлату.

– Не зазорно у родственника тырить? – спросил Гавриков.

– Скорина своими ручищами бы задушил. Отравил, мамушку, душегуб. Как с этим шкалачом сошлась, так иссохлась.

– Поторопимся! – скомандовал Ленька, поглядывая на циферблат.

На улицу банда вышла в легком напряжении. Призрачный город манил скупыми огоньками. Спустя без малого час они стояли на углу проспекта 25 Октября и Никольской улицы. Пошел мокрый снег с дождем. Кое-где стелился призрачными облачками туман. Они подняли вороты новеньких шерстяных бушлатов. Во тьме промелькнула нахальная рожа чиргаша:

– Братики, я живу на улице…

– Киряй отсюдова, шпан, – злобно процедил Басс ватнику и пнул его под зад.

Тот свалился в мокрый сугроб и судорожно отпрянул. Кое-как поднялся. Убегая, лишь бросил им вслед:

– Я вас запомнил. Еще поквитаемся, шушары.