Юлия Бекенская - Нескучная книжица про… (сборник)

– Нет, – сказала она, – одного бы не отпустила.

Дед поднял голову. Дочь смотрела победно.

– Я б с ним поехала.

– И езжай! – дочь вылетела из комнаты.

Внук был в шоке:

– С бабушкой?! Может, лучше с дедом?

Дед поднял глаза от пазла. С ним все понятно: от Айвазовского теперь не оторвешь.

– Ты не можешь ехать! – сказала дочь, – ты рассеянная! А там сто тысяч народу будет! вы наверняка потеряетесь!

– Тогда езжай сама, – парировала бабушка.

– Не поеду и вас не пущу. Я…

Нина Петровна подняла бровь. Дочь моментально утихла. Еще с детства, увидев это выражение маминого лица, она понимала, что шутки кончились.

Рефлексы детства неистребимы. Так огромный дог прячет голову под диван, увидев в руках хозяйки свернутую газету, которой его наказывали в щенячестве.

– Мы едем, – бабушка обернулась к внуку. – Разговор окончен.

Вагон был полон молодежи. Длинноволосые, бритые, с цветными ирокезами, татуировками, в черных косухах с заклепками, в футболках с портретами музыкантов или странными надписями «Укушен Шаинским», «Дантес – подлец». Простоволосые девушки в длинных юбках, с браслетами на руках и ногах, ярко раскрашенные панки с гребнями. Ехали в одиночку и группами, с удочками, гитарами, огромными рюкзаками и букетами роз. Переговаривались, знакомились, пели, играли в нарды, а одна девушка рисовала, сидя на полу меж рюкзаков.

Вагон шумел всю ночь, и заснуть было невозможно. Егорка лежал на верхней полке и таращился в окно, засунув в уши плеер.

Внука раздирали противоречия: с одной стороны, он был счастлив. С другой – стеснялся бабушкиного не рок-н-рольного вида.

– Ба, тебе в джинсах удобней будет, – уговаривал он перед отъездом.

– Никогда не носила и сейчас не стану! – отрезала она. – И футболку с черепами оставь себе!

Экипировалась предельно практично: юбка, любимая вышитая блузка с васильками (на счастье, подумала суеверно, когда одевалась), ветровка. В этом наряде она себя прекрасно чувствовала, но выглядела, как…

– Обычная дачница, – сказал Егор.

– А что плохого в дачниках?

– Ничего. Но мы же едем на фес-ти-валь!

Зато Нина Петровна не вызвала подозрений у соседки по купе, тоже дачницы, и коротала время за беседой.

– В желе из красной смородины я вишню добавляю, для аромата, – говорила та.

– Да-да, еще с грушей неплохо, – кивала бабушка.

В начале вагона кто-то взял особо пронзительный гитарный аккорд и заорал:

– Подъем, Нашествие! Выходим!

– Понаедут, демоны, – покачала головой соседка, – как саранча. У меня за тридцать километров голова гудит от их музыки. Как у них мозги-то не лопнут?!

– Бабушка, слышала? выходим! – Егорка свесил голову вниз.

Как чертик из табакерки. И, правда, похож: волосы дыбом, футболка с оскаленной рожей, браслеты с шипами на руках.

– Слезай, горе мое!– вздохнула Нина Петровна. – Счастливого пути, – кивнула остолбеневшей соседке и, подхватив сумку, двинулась к выходу в обществе волосатых демонов.

В этой компании они с Егоркой выплеснулись из поезда и побрели по дороге, с обеих сторон окруженной ОМОНом.

– Какие бравые ребята! – восхитилась бабушка. – Но зачем их столько?! От кого нас тут, в полях, охранять?!

– Боюсь, мадам, – галантно встрял бородатый детина в майке с Чебурашкой, – что они охраняют эти поля, гм, от нас.

Было видно, что Егор нервничает. Переспрашивал, на месте ли билеты, волновался, что у него отберут на входе заклепки и любовно изготовленное знамя группы «Пилот», что бабушка вдруг в последний момент передумает.

На фестивальной таможне Нине Петровне пришлось отстаивать свое право на крючок и вязальные спицы:

– Чем мне прикажете тут заниматься? Плясать, что ли?

Внук потащил ее к сувенирным лавкам.

– Ба, давай тебе купим футболку «Я пережил Нашествие», – предлагал он.

– Может, для начала его переживем? – осторожно парировала она.

– Ну, тогда хоть бандану?

На бандану Нина Петровна согласилась, но увидев посреди лба надпись «Крематорий», вернула ее внуку обратно и достала из сумки шляпу с полями.

– Дачница, – припечатал Егор.

Приехали они с утра, и пока разложили палатку, осмотрелись, где сцены, вода, еда, медпункт и прочее, палаточный городок вырос вдвое.

На палатках развевались флаги, и география фестиваля оказалась обширной: Тула, Новгород, Калининград… и даже Владивосток!

Устроились уютно: палатка, коврики, термос с горячим чаем, складные стулья. Вокруг стрекотали кузнечики, пахло травой, зудели комары.

– Ой, – спохватилась она. Мазь от комаров мы забыли!

– Все будет ништяк, – ответил сосед, чья лохматая голова торчала из палатки под флагом «Чижа» – когда фест начнется, комаров сдует. Вибраций они не выдерживают.

Нина Петровна задумалась: она, конечно, не комар, но… ох, права дочь: безалаберная у нее мать.

Раздался звонок. Легка на помине!

– Вы где, мам? Как дела?

– Нас высадили из поезда за контрабанду, бредем по шпалам. Шутка.

Услышала в трубке шипение.

– Шуточки у них! А мне отец весь мозг выел, что я его без жены и внука оставила. Вам там хорошо, с Егоркой. А я тут…

– Приезжай, – предложила она.

Народу прибыло. Если с утра в палаточный лагерь текли людские ручейки, днем – речушки побольше, то к вечеру полноводный человечий поток хлынул на фестивальное поле.

– Скоро начнется! – Егорка приплясывал на месте. – Ты… пойдешь? Или тут посидишь?

Нина Петровна вспомнила пророчество дочери и поднялась. Егор был явно разочарован. Она его понимала: крутой металлист двенадцати лет в сопровождении бабушки в шляпке. Но и ряженой быть в угоду внуку она не собиралась. Так и до татуировок дело дойдет. Быть собой гораздо приятнее.

Тем более, что народ собрался всех возрастов, от мала до велика, и никто не таращился на других, не показывал пальцем.

По-доброму как-то все было. По-нашему. Она даже заметила барышню в интересном положении. На майке, в области живота, была надпись: «я тоже приехал на Нашествие».

Фестиваль начался. Они пробились поближе к сцене.

В первые же пять минут Нина Петровна поняла, что если она не комар, то, наверно, ближайший родственник. И даже испытала сочувствие к кусачим тварям.

Выяснилось, что и она не может выдержать такой звуковой мощи. Голова почти сразу стала раскалываться.

Егорка же хлопал в ладоши, пел, скакал, как сумасшедший, и, похоже, чувствовал себя, как рыба в воде.

Убедившись, что внука можно оставить, она вернулась к палатке.

Оказалось, и тут все прекрасно слышно! И музыку можно разобрать, и голова не трещит.

Она выпила чаю, достала вязание и, сидя на стульчике под ласковым вечерним солнцем, принялась вязать деду шарф.

Какой-то парень, покачиваясь, подошел и долго задумчиво на нее смотрел. Потом опустился рядом. Не сел, а словно бы даже стек. Сказал доверительно: