Александр Пироженко - Авенир

Зараг неожиданно прервался и прикрыл рот ладонью.

Азазару не нравился этот человек, и он особенно не утруждал себя размышлениями, почему так. Он даже подумывал отказаться от него, но ученики Зарага были неотделимы от самого Зарага.

– Ты возглавлял не один поход и принес Нарбу не одну победу, – произнес аэрд. – Я не хочу, чтобы ты сомневался.

– Ночь коротка, ваше величество.

– Мы должны успеть.

– Да, ваше величество.

– Готовь людей. Все должно начаться сегодня.

Аэрд, оставшись в одиночестве, думал о том, что теперь все ночи будут длинными.

Было очень холодно. Это самое яркое ощущение – морозный ветер и продирающий холод. Тусклым, но более странным ощущением было то, что лежит он в снегу, и хотя был вполне убежден, что в эту пору года снега быть не может, с каждой секундой все более уверялся, что лежит в снегу. Мелькнула и сразу же пропала мысль, что надо бы ему скорей подняться, ведь его заметет… Нет, подняться сейчас не было сил. На жалко и робко раздавшиеся в голове вопросы, кто он и где находится, внутри ничего не отозвалось.

Откуда снег в этих краях? – В каких краях?

Потом снег и ветер как будто исчезли, догоравшее сознание мягко опускалось в пропасть. В темноте было тепло и приятно, время изгибалось и перетекало из одного состояния в другое, то ускоряясь, то совсем замирая. И он бы долго следил за этими превращениями, но уже открывались покрытые инеем веки, и вновь появились снег и холод. Разглядеть что-либо было трудно, но показалось, что его протянутая вперед рука свисает над обрывом. Но он был на тот момент еще слишком глубоко в себе, чтобы все это могло тревожить – и снова закрывались глаза, снова обволакивала теплая темнота. В один из таких прорывов на поверхность сознания ему показалось, что это вовсе не рука, а большая лапа – то ли собачья, то ли волчья, то ли…

Полное пробуждение наступило, когда он внезапно отчетливо ощутил свое тело. Левая сторона почти полностью задубела – от стопы до пальцев повисшей в воздухе руки. Кости ломило так, словно они были отдельны от всего тела: в бреду ему вдруг показалось, что от него остался один только скелет. Он проснулся, вынесенный из беспамятства мягкой волной тьмы, уже потеряв способность свободно погружаться в себя.

Но и до сих пор не понимая, кто он и где находится, он не мог не удивиться всему, что увидел. Вокруг в ночном сумраке действительно лежали снежные сугробы, но, хоть он достаточно ясно помнил ощущение слипшихся под инеем век, сейчас на нем самом не было ни единой снежинки, более того, от тела исходил легкий жар, а холод, сковавший левый бок, шел от ледяной каменной поверхности. Второе, что поразило – он был голым. Сообразив, что в таких обстоятельствах давно уже должен был умереть, он попробовал подняться. С третьей попытки ему лишь удалось сесть – все тело ломило, словно при лихорадке. В сугробе, где он лежал, образовалась проталина, снеговые стены берегли его от ветра. Третье, он находился на большой высоте, судя по всему, на горе, и память все так же отказывала ему в знании, каким образом он сюда попал.

Гигантский волк сидел недалеко от него на круглом валуне. Черную густую шерсть шевелил ветер, острая, с блестящими глазами морда смотрела куда-то вдаль.

Он вроде бы должен был испугаться. Но не мог. Как будто где-то когда-то он уже видел такого волка, и произошло нечто ужасное. Но настоящего страха не было.

Не волк, поправил он себя. Оборотень.

И следом другая мысль: его зовут Тень.

Он раздумывал, как обратить на себя внимание зверя, деться все равно было некуда – оглядевшись, он обнаружил, что они на самом верху горы, откуда можно разве что слететь на крыльях. Оборотень взглянул на него.

Мое имя ты знаешь. А почему не знаешь своего?

Это был человеческий голос. Волчья пасть не открывалась, чужие мысли словно бы сами раздавались в голове, как если бы оборотень говорил изнутри него…

Но почему-то и в этом он страшного ничего не находил.

– Тень, – произнес он.

А ты? Ты знаешь, кто ты?

– Ты знаешь, – с решимостью, вроде бы чуждой ему, ответил он волку.

Оборотень как будто смотрел на него с любопытством и… ожиданием, что ли?..

Может быть, – сказал Тень, и промелькнуло сомнение: вдруг ему отвечают на последний – невысказанный – вопрос. – Имя твое – Полуночник.

Память, как он ни надеялся, не отозвалась. Это имя не затронуло в нем ничего.

– Почему Полуночник? Кто так меня назвал?

Тебя назвал я. Давать имя – право создателя, не так ли?

– Ты меня создал? – спросил он, но ничуть этому не поверил.

Таким, какой ты сейчас. Свое первое имя ты вспомнишь – оно уже не твое.

– Как это?

Поймешь. Теперь ты – Полуночник. Это время твоего настоящего рождения.

Тень поднял морду к небу. Следом за ним вверх посмотрел Полуночник. Он ожидал увидеть плотную завесу серо-черных туч – вместо этого ему открылась ярко-синяя бездна с большими льдистыми звездами. И небо это было настолько реальнее оборотня и заснеженной горы, что все вокруг должно было исчезнуть в миг, когда он опустит взгляд.

Но еще раньше в голову грубо прорвался чужой голос:

Ты должен проснуться.

– Мое рождение, – прошептал он. – Настоящее рождение?

Я помогу тебе.

– Полночь?

Ты должен закричать. Пусть мир узнает, что пришел Полуночник.

Тень мгновенно соскочил с валуна и черной башкой ударил его в грудь. Полуночник успел бы уклониться, но его поразила лишь сама возможность боя с оборотнем. Коротко вскрикнув и бестолково растопырив руки, он полетел вниз.

Мир перевернулся. Земля была так же далека, как и небо.

Сознание Полуночника помутилось.

И только на самых дальних и тонких границах восприятия он слышал, как кричит.

Самая большая изба принадлежала, конечно, старосте. Дивар договорился об ужине и ночлеге за умеренную плату – ему не нравилось, как Авенир расшвыривает монеты. Староста принял их с явной неохотой, но, в общем-то, сделал бы это и без платы – господ магов этот нехитрый народ узнает сразу. Он осмелился лишь высказать некоторые опасения по поводу волка, Авенир молча, под шипение Дивара, добавил монету.

Это была первая деревня, попавшаяся им на восточном тракте. Избы были раскиданы по низкой зеленой горе, люди здесь жили за счет пастушества. На мясо староста не поскупился, а вот двух молоденьких дочерей поспешил отослать в соседнюю избу. Хозяйка глядела на гостей подозрительно, будто ждала от них чего-то нехорошего. За ужином все молчали. Дивар пытался завязать беседу, староста отвечал скупо. Как они уживаются с разбойниками, узнать так и не удалось.

Поблагодарив хозяев, все время испуганно косившихся на мрачного мага, гости улеглись спать. Авенир занял лежанку, в ногах у него лег волк, Дивар, поохав, примостился под ними на широкой дубовой лавке.