Александр Пироженко - Авенир

Дивар надеялся, что уснет быстро: последние два дня они с магом в пути почти не смыкали глаз, но разнылись раны, спать перехотелось. Он упорно возвращался мыслями к ночи, когда маг убил разбойников. Дивар испытал в ту ночь настоящий страх – не за свою жизнь, да и на разбойников он плевал, а страх за вменяемость Авенира, он готов был допустить, что маг переступил какую-то последнюю, невозвратимую черту, за которой – чернота безумия. А та ночь в «Пьяном коне», когда Дивар отдал пустоте свою кровь, очень ясно ему продемонстрировала, по каким темным дорогам ходит маг. Убийство же разбойников открыло, что эти странности мага не завершились его победой в Нарбе, и даже, может быть, наоборот – опасный лед стал более тонок.

Ему стало неудобно лежать, сон совсем пропал; только свинцовая тяжесть в голове напоминала, как ему нужен отдых. Дивар поднялся с лавки, споткнулся об им же поставленную сумку и громко врезался в дверь.

Он отодвинул засов, когда хозяин, спавший в другом углу, вовсе не сонным голосом полюбопытствовал:

– Куда?

Дивар обернулся, уже шагнув во двор – старосту не было видно в темноте, но он все же показал наугад кулак:

– Попробуй только запереть!..

Дивар побродил вокруг избы, глубоко вдыхая влажный ночной воздух, проясняя мысли… В деревне было тихо, только доносилось приглушенное эхо быстрой реки. Дивар нашел трухлявый пень, сел, уставился мутным взглядом в темную полосу леса.

Авенир сказал, что волк умирает. Той ночью он не добился от мага никаких объяснений, они навьючили коней и продолжили дорогу в темноте. Авенир совсем ушел в себя, без Дивара забывал бы поесть. Дивар следил за ним, да и больше внимания стал уделять серому. Он замечал, но как-то не придавал значения тому, что волк уже не один день до их встречи с разбойниками ведет себя необычно: не бежал при первой же возможности в лес, не вырывался вперед, – вообще просто не отходил от мага. Признаков болезни Дивар не находил, просто волк быстро слабел – по нему было видно, какое облегчение он испытывал всякий раз, когда устраивали привал.

Дивар добивался объяснений, но о волке маг упомянул еще лишь однажды, чем только сильней его запутал: «Я виноват в том, что он умирает. Уходит старое знание – уходит волк»…

А вот разбойники на пути им больше не попадались. И нельзя было позавидовать тем, кто обнаружит убитых магом людей при дневном свете…

Где-то очень близко гавкнула собака, в ночной тиши ее голос прозвучал неожиданно громко, предостерегающе. Дивар огляделся. Еще до того, как увидеть человека, он машинально вскинул руку, но… меч остался в избе.

– Я вас напугал? – доброжелательно спросил человек. Он подошел чуть ближе, и Дивар увидел, что это мальчик лет двенадцати, видимо, уловивший его движение и пальцы, схватившие воздух вместо рукояти. Возле него крутилась крупная белая собака, игриво поддевая его прижатые к груди руки.

Дивар замигал, как бы не желая верить глазам, но решил, что в таком случае надо также прочистить себе уши.

– Как это я тебя не заметил? – спросил он – более самого себя, чем незнакомца, но мальчик, к его удивлению, открыто улыбнулся и ответил:

– Это я нарочно так шел… не думал, что кого-то… напугаю…

Мальчик совсем его не боялся и подошел ближе. Конечно, он был с такой собакой, но Дивар далеко не исключал той возможности, что, в случае надобности, свернет ей шею быстрее, чем ее хозяин догадается сказать: «Ой!». Мальчик смотрел доверчиво, Дивар отметил про себя его красоту и опрятность, никогда не числившиеся среди достоинств бедных деревенских мальчишек. Впрочем, совсем нередко и городских…

Дивар, сдерживая смешок, спросил:

– Почему ты думаешь, что мог меня напугать?

– Не думал, что вы нездешний…

Дивар улыбнулся:

– Ну а ты кто, храбрец?

– Меня зовут Вир, – сказал он, и вдруг лицо его просияло. – А вы господин Дивар?

Улыбка на лице Дивара тут же завяла, он вновь нахмурился. Незнакомец, знающий твое имя, будь он хоть двенадцатилетним мальчиком, не предвещает ничего хорошего. Мальчик, увидев эту перемену в его настроении, неосознанно положил руку на голову собаки. Дивар заметил, что и с собакой не все так просто: откормленная, вымытая, вычесанная… В какой деревне, забытой и затерянной на одном из многих извивов восточного тракта, возможно встретить такую пару?..

– А ведь, кажется, ты тоже нездешний, – произнес Дивар.

Вир при этих словах растерял возникшее было недоверие:

– Ну, не совсем, – счастливо сияя, ответил он. – А вас все-таки зовут Дивар…

– Предположим, так.

– Владыка того Дома, откуда я спустился сюда, приглашает господина Авенира и вас к себе…

– Это любезно с его стороны, – сказал Дивар, которого сильнее задело, что незнакомец назвал имя мага. – А с твоей стороны было бы любезно сказать, кто этот владыка, кто такой ты и откуда знаешь наши имена.

Все это было до того странно, что Дивар задал себе резонный вопрос: уж не уснул ли он, сидя на пеньке?..

– Вам расскажут об этом, но не здесь. Мне было поручено пригласить вас двоих, ничего больше, – смущенно ответил Вир.

– Ты, Вир, думаю, согласишься со мной, что это довольно странное приглашение – неизвестно от кого и неизвестно куда, да еще посреди ночи, когда подножку может сделать даже распоследняя коряга, да еще получить его от людей, которые знают о нас так много. Подумай, не было бы глупостью принять его?

Вир не растерялся, он даже посерьезнел:

– Все дело в том, господин Дивар, что я в первую очередь должен был увидеться не с вами, а с господином Авениром, а уж он бы и так понял, что нужно пойти.

– Почему? Разве он тебя знает?

– Нет. Но господин Авенир, уж простите, знает и видит больше, чем вы…

Дивар кивнул и спросил с насмешкой:

– Так ты предлагаешь мне пойти за ним?

– Можете, конечно, не идти, я сам пойду, но…

Дивару показалось, что его голова затрещит сейчас на всю деревню; ну почему было не остаться спать в избе? Какой-то мальчик, какие-то враги… мысли жутко путались.

– Вижу, вы расстроены, – как-то опечаленно произнес Вир. – Но мы узнали о вашем прибытии слишком поздно. Вижу, что вы устали, но, уж поверьте, у нас вы сможете отдохнуть намного лучше. Еще немного усилий, прошу вас!..

Дивар поднялся с пенька и сурово посмотрел на Вира сверху вниз:

– Стой здесь и жди! Понял?

Авенир сразу крепко уснул. И тем более мучительно было просыпаться. Он что-то начал видеть, то ли сон, то ли видение, очень отчетливо, когда одна незначительная подробность может при желании затмить целое…

Он был волком, измученным, только-только просыпавшимся в неизвестном мире волком. У него было обыкновенное человеческое тело, но это не мешало твердо знать, что он волк – и в какой-то малой, незначительной степени человек. Так же твердо он знал, что находится на вершине горы, которую когда-то уже видел – на самой-самой вершине, где лишь снег и ветер. И ему было холодно, было больно, он остро ощущал одиночество, миг назад пережитую осознанность небытия, побежденную тьму… Он должен был шевелиться, чтобы вырваться из снежного плена, но у него не получалось себя заставить, и положение еще усугублялось тем, что он не мог открыть глаза: то есть знал, что может, но не хватало какого-то последнего усилия, ничтожно малого и так необходимого…