Михаил Вайскопф - Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты [3-е изд.]

Подытожим. Как большевистское, так и любое враждебное ему политическое движение одновременно разыгрывается словно в трех — изофункциональных — системах координат: одной вертикальной и двух горизонтальных. Иначе говоря, оно представляет собой постоянный кровоток между своей вершинной частью и конически расходящимся основанием («живые корни», которые, широко проникая вглубь подземной толщи, тянут оттуда соки и передают туда командные импульсы «ядра»); это же движение на плоскости — т. е. на поверхности земли — устремлено от периферии к центру и наоборот; наконец, группируясь вокруг центра (знамени, оси и пр.), политическая и социальная масса одновременно шествует «вперед», — на сей раз центр, ядро предстает уже авангардом , ударным острием атакующей колонны [551].

Для полноты картины осталось только прибавить, что, сообразно сталинской диалектике, полярные составные каждой из этих систем могут меняться местами, получать свойства противоположного элемента. Поэтому Свердлов, будучи «подлинным руководителем революционного движения», является вместе с тем одним из его «жизненных соков» (т. е. примыкает к корневому, глубинному пласту партии); поэтому и «центр тяжести партийного руководства все более перемещается» в низовые организации («Об итогах XIII съезда»), а Восток может обернуться «центром» мира и мировой революции («С Востока свет»). Сходным образом те, кто забегает вперед, рискуют отстать от движения — и, напротив, троцкизм, который был сперва лишь «хвостом» мировой буржуазии, внезапно оказывается ее «головным отрядом». Тут допустимы еще более диковинные комбинации, когда вертикальным моделям демократически противопоставляются равнинные, заносчивой «верхушке» — плоскостной «центр», парадоксально отождествляемый при этом с расходящейся от него периферией: «Решение важнейших вопросов все более и более переходит из рук узкой верхушки в руки… широкого центра , связанного теснейшим образом со всеми… районами нашей необъятной страны».

Сам же Сталин будет скользить по всем этим осям, перемещаясь от одного полюса к другому и подчиняя себе оба. Он сохраняет за собой излюбленную — синтезирующую или третейскую — позицию, статус обособленного «метафизического субъекта», пребывающего и внутри, и за рамками подвижной иерархической структуры. На февральско-мартовском пленуме 1937 года он заявил:

Ленин учил нас не только учить массы, но и учиться у масс. Что это значит? <���…> Мы, руководители, видим вещи, события, людей только с одной стороны, я бы сказал — сверху, наше поле зрения, стало быть, более или менее ограниченно. Массы, наоборот, видят вещи, события, людей с другой стороны, я бы сказал — снизу, их поле зрения тоже, стало быть, в известной степени ограниченно. Чтобы получить правильное решение вопроса, надо объединить эти два опыта. Только в таком случае руководство будет правильным.

Сталин, принадлежащий к числу руководителей («мы»), одновременно перемещается между ними и низовыми массами, «осуществляя руководство» и теми и другими. Он способен в одно и то же время и возглавлять любое данное «ядро» или центр, и подвизаться в скромном качестве его гомогенной части, и апеллировать к жизненным «низам», «корням» или периферии партии, солидаризуясь именно с ними и потому завоевывая их беспредельную преданность.

Сообразно канону демократического централизма, кристаллизующееся «ядро», возглавляя массы, на деле лишь обслуживает последнее, остается их рабочим инструментом, «органом». Зато, на правах административной силы, оно само по себе нуждается во вспомогательном боевом орудии или, вернее, целом наборе орудий, обращенных против врага, а главное — питающих центр и связывающих его с подопечным воинством. Конспектируя в 1921 году историю партийного «организма» и его «основного ядра», Сталин завершает ее чаемым превращением партии в «орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность». Чуть раньше, в докладе о политическом положении республики (1920), он не без пафоса возгласил:

Революционное движение Запада идет в гору, укрепляя свой боевой орган — III Интернационал <���…> Революционное движение на Востоке против Антанты нарастает, выделяя свое ядро в лице революционной Турции и создавая свой боевой орган в виде Комитета действий и пропаганды.

Чтобы не отбивать хлеб у тружеников психоанализа, я воздержусь от комментария к этим выразительным образам. Надо все же принять во внимание, что под «органом», помимо ГПУ и тому подобных учреждений (пресловутые «органы», они же «меч» партии), всегда подразумевались и просто газеты как «печатный орган» руководства, служивший одновременно «острым оружием» большевистского центра, и средством обоюдной (но прежде всего директивной) связи между ним и низовым слоем. К примеру, в 1909 году, в период жестокого послереволюционного кризиса, Сталин, дабы превратить ЦК «из фиктивного центра в действительный», призывал, в ленинском духе, к созданию такой «общерусской газеты как органа, объединяющего и сплачивающего партию». Структурообразующая функция, выполнявшаяся «Звездой», «Правдой» и прочими изданиями, делала газету почти таким же жизненным центром , как и верховная партийная администрация, — и в 1922 году Сталин вспоминает, что, находясь в «центре борьбы за партийность», «Правда» с самого начала и сама «была вместе с тем организующим центром, сплачивающим… организации вокруг подпольных очагов партии и направляющим любые движения к одной цели» («К десятилетию „Правды“»). Но печать — только часть глобальной передаточной системы, в которой задействованы профсоюзы, больничные кассы и сходные беспартийные учреждения, в самом широком — практическом — смысле, соединяющие ЦК с пролетарской массой. Подобные силовые биологические линии тоже можно называть «корнями» — а можно иначе:

Без завоевания легальных организаций партия не смогла бы… протянуть щупальцы к широким массам и сплотить последних (sic) вокруг своего знамени. Наш партийный аппарат вдвигает свои щупальцы во все отрасли государственного управления, —

включая религию:

Есть почва для того, чтобы <���…> направить щупальцы партии для подрыва влияния попов среди молодежи.

Напомню, что этим привлекательным термином — щупальцы — Сталин воспользовался тогда, когда говорил о неодолимой силе ленинской логики. Встречается он и у других публицистов. Чаще всего в партийной риторике этот мотив связывался, однако, с контрреволюционными кознями буржуазии. В 1918 году Ленин, например, рассуждал об активизации капитализма, путаясь в простеньких аллегориях: «Мы знаем, что миллионы щупальцев этой мелкобуржуазной гидры охватывают то здесь, то там отдельные прослойки рабочих». Сталин, как правило, предпочитает использовать такие метафоры применительно к партийным нуждам. Большевистские щупальца, цепко удерживающие ленинское знамя, он непринужденно отождествляет и с беспартийными «аппаратами», и с рыболовной «сетью» партии: