Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

До момента, когда наплевательское отношение Гитлера к любым договоренностям с Чемберленом стало совершенно очевидным, против антивоенных усилий премьера выступало лишь незначительное меньшинство членов парламента. Лейбористы оказались неспособны разрешить дилемму, которую представляла их одновременно выраженно антивоенная и не менее резко антифашистская позиция, и в итоге в 1935 году проголосовали в Палате общин против резкого увеличения расходов на военную авиацию, предложенных Суинтоном в проекте бюджета [950]. Хотя небольшая часть депутатов-лейбористов выступала за ускоренное перевооружение, официально парламентская оппозиция считала, что гонка вооружений ведет к войне, и критиковала правительство именно с этой точки зрения [951]. Чемберлен не нравился депутатам-лейбористам ни как человек, ни как политик, но у него было более чем достаточно обожателей среди депутатов-однопартийцев. Среди них особенно выделялся сэр Генри («Чипс») Чэннон — американец, в результате женитьбы на леди Хонор Гиннесс превратившийся в лондонского светского льва и члена парламента от консерваторов [952]. Когда 28 сентября 1938 года Чемберлен гордо объявил в Палате общин о том, что Гитлер «пригласил его приехать завтра утром в Мюнхен», Чэннон записал в дневнике, что «ощутил трепетное отношение к премьеру, которое останется навечно», и «испытал страстное желание стиснуть его в объятиях». Происходившее в Палате общин он описал так: «Мы вскочили на скамейки, размахивая своими экземплярами повестки дня, кричали до хрипоты — сцена неописуемого энтузиазма: „Теперь военный мир будет сохранен и весь мир — тоже“» [953]. Более взвешенную картину предлагает в своем дневнике Дафф Купер: «Зрелище было замечательное — стоячая овация сторонников правительства и оппозиция, сидящая в угрюмом молчании» [954].

Дафф Купер был одним из тех немногих членов кабинета, кто был готов возражать Чемберлену, несмотря на его крайнюю самоуверенность. В кабинете Болдуина он был военным министром, а Чемберлен изменил сферу его ответственности с армии на флот. На посту Первого лорда Адмиралтейства Дафф Купер испытывал все возрастающее недовольство Чемберленом. Отметив в своем дневнике, что министр «терпеть не может, когда ему возражают», он решил взять часть этой миссии на себя [955]. В Министерстве иностранных дел существовали разные мнения, но его наиболее осведомленные сотрудники старались придерживаться более жесткой и реалистичной линии по отношению к диктатурам в Германии и Италии, чем премьер. Дафф Купер пишет о «великолепной» телеграмме МИДа от 11 сентября 1938 года с указанием британскому послу сэру Невиллу Хендерсону «максимально откровенно разъяснить германскому правительству, чью сторону мы примем в случае войны». Ярый сторонник политики умиротворения, Хендерсон ответил целой серией посланий, в которых «в почти истерическом тоне умолял правительство не настаивать на выполнении им этих указаний, которые, он уверен, приведут к обратным по сравнению с желаемыми результатам. И правительство отступило» [956]. Дафф Купер отмечает, что под словом «правительство» теперь подразумевается всего четыре человека — премьер-министр, министр финансов сэр Джон Саймон, министр иностранных дел лорд Галифакс и министр внутренних дел сэр Сэмюел Хоур [957].

С усугублением кризиса в отношениях с Германией Чемберлен выступил с речью, которая транслировалась по радио в восемь часов вечера 27 сентября 1938 года. По Даффу Куперу, «это было исключительно унылое высказывание. В нем не упоминалась Франция, не было произнесено ни слова сочувствия в адрес Чехословакии. Сочувствие было адресовано только Гитлеру — премьер-министр сказал, что хорошо понимает, какие чувства тот испытывает в связи с происходящим на Судетах. И ни слова не сказано о мобилизации на флоте. Я был в ярости» [958]. Позже вечером того же дня состоялось заседание кабинета. Ночью Дафф Купер написал в своем дневнике: «Я выступил сразу же. Я решил, что важно задать направление самому, опередив Большую четверку, поскольку понятно — стоит им заговорить как приспособленцам, которых в кабинете большинство, тут же со всем согласятся» [959]. Он сказал, что Хендерсон в Берлине «с самого начала показал себя пораженцем», и выразил свое разочарование тем, что Чемберлен не нашел слов ободрения для чехов и «приберег все свое сочувствие для Гитлера», продолжив: «Если сейчас мы оставим чехов или даже посоветуем им капитулировать, то это станет одним из самых низких предательств в истории» [960]. 29 сентября Чемберлен полетел в Мюнхен и вернулся оттуда с «соглашением», которое позволяло немцам войти в Чехословакию и содержало все требуемые Гитлером уступки, пусть даже и в сопровождении заверений о том, что Великобритания и Германия никогда не станут воевать между собой. Дафф Купер пишет, что на следующий день Чемберлена с «несказанным энтузиазмом» приветствовали в Лондоне. Он добавляет, что «остро ощутил свое одиночество среди всего этого моря радости, которую я не мог разделять». В тот же день на заседании кабинета Дафф Купер выступил с осуждением соглашения и подал в отставку со своего поста [961].

Критики Чемберлена, в частности Гарольд Николсон, считали, что даже после того, как в следующем году Гитлер захватил остальную территорию Чехословакии, Чемберлен продолжал вести «двойственную политику» — открыто вооружаясь и тайно продолжая заниматься умиротворением через своего личного посланника Хораса Уилсона. В апреле 1939 года Чемберлен реорганизовал правительство, но в своей дневниковой записи за 20-е число Николсон пишет, что «упорный отказ Чемберлена включать в состав кабинета кого-либо, кроме своих подпевал, выглядит просто пугающе» [962]. В конце 1930-х экспансионистские устремления нацистской Германии и фашистской Италии ставили перед британским правительством целый ряд непростых задач. Ситуация усугублялась тем, что выбор в качестве потенциального союзника сталинского СССР был немыслим для большинства членов кабинета Чемберлена, а в глазах самого премьера выглядел абсолютным табу [963].

Вина Чемберлена не в том, что он пытался предотвратить войну. Есть серьезные основания сомневаться в правоте Черчилля, считавшего, что войны с гитлеровской Германией можно было избежать, намного раньше дав понять, что Великобритания (и ее существовавшая на тот момент империя) готова к битве и соответствующим образом вооружается. Учитывая природу нацистской идеологии и особенности личности Гитлера, то, что могло бы удержать рационального игрока, необязательно повлияло бы аналогичным образом и на него. Предосудительными являются иллюзии Чемберлена относительно своего лучшего понимания международной политики по сравнению с людьми, чьи опыт и знания выходили далеко за пределы Британских островов, и относительно своего уникального умения сохранять мир путем установления конструктивных отношений с диктаторами. Эти иллюзорные представления заставили его преуменьшать значение агрессивности германского и итальянского режимов на международной арене и преступлений, совершенных ими в собственных странах. Не менее важно то, что, не предоставляя членства в своем кабинете министров наиболее одаренным критикам и соперникам из числа товарищей по партии, Чемберлен подавлял дискуссию в высших эшелонах власти. Это делает проводившуюся им внешнюю политику актуальным примером опасностей, которые ожидают премьер-министра, сконцентрировавшего в своих руках избыточную власть.