Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Нечто более похожее на революцию (но тем не менее не соответствующее критериям Хантингтона или Данна) происходило лишь в Румынии. Пример перемен в Советском Союзе оказывал большое влияние на настроения румынского народа, но советское руководство уже давно лишилось рычагов давления на местный режим. В попытке подавить выступления противников диктатуры Николае Чаушеску власть прибегла к грубой силе. Подобные методы использовали и некоторые из оппонентов Чаушеску внутри самого режима, а бóльшая часть населения встала на путь ненасильственного сопротивления. Процесс сопровождался многочисленными манипуляциями, поскольку одна часть элиты ухватилась за возможность сместить другую [736]. Восточная Германия и Югославия, каждая по-своему, также стали исключениями из того, что происходило в Центральной и Восточной Европе, хотя ни в том, ни в другом случае говорить о революции не приходится. В случае Германской Демократической Республики, как официально называлась Восточная Германия, демонстрации за демократию 1989 года вскоре переросли в выступления с требованием воссоединения Германии. Это привело к началу переговорного процесса между Михаилом Горбачевым и Гельмутом Колем, принесшего плоды в 1990 году.

В Югославии национальные самоощущения привели к обратному результату. Если в Германии акцент на национальные чувства привел к объединению двух государств в одно, то в Югославии безудержное педалирование вопроса национальной принадлежности в ущерб интересам многонационального государства стало источником раскола и гражданской войны. К концу 1980-х годов марксизм-ленинизм утратил последние остатки былой привлекательности, а после смерти Тито в стране не было лидера, одинаково уважаемого во всех союзных республиках, сильно разнившихся между собой по уровню развития. Первым разыграл карту национализма руководитель сербских коммунистов Слободан Милошевич. Понимая, что созданная Тито федерация вряд ли сохранится, он приступил к созданию (или к попытке воссоздания ) Великой Сербии. Последствия были катастрофическими, но революцией эти события называть нельзя [737].

Таким образом, в системных изменениях в Восточной Европе 1989–1991 гг. было и много общего, и много разнообразия. Коммунистические руководители, чье положение было прочным ровно настолько, насколько они могли пользоваться поддержкой Москвы, отходили в сторону, в некоторых случаях негодуя, а в других — совершенно безропотно. Решающую роль сыграли транснациональные факторы влияния, источником которых сначала был Советский Союз, а затем и остальные страны Восточной и Центральной Европы. Критическую важность имели убеждения, причем не только идеи национальной независимости, но и стремление к демократии. Посткоммунистический переходный период проходил далеко не так гладко там, где указания Москвы перестали иметь решающее значение задолго до 1989 года, а местные коммунистические лидеры установили собственные авторитарные или тоталитарные режимы. В Румынии Коммунистическая партия раскололась, более тысячи человек погибли в декабрьских столкновениях демонстрантов с властями, а Чаушеску был расстрелян в рождественский день 1989 года с молчаливого согласия некоторых его бывших коллег по политбюро [738]. Албанские коммунисты пришли к плюрализму в стране с самым однородным национальным составом населения переговорным путем. Многонациональная Югославия распалась в процессе жестокой гражданской войны, а вышедшие из нее страны в течение двух следующих десятилетий нащупывали собственные пути и с различной скоростью пришли к демократиям той или иной степени развитости.

Наряду с национальными революциями, в которых захват власти коммунистами осуществлялся под руководством правящей верхушки партии и зачастую при решающей роли некой наиболее авторитетной фигуры, многие другие революции разражались настолько внезапно, что заставали врасплох даже самых профессиональных оппозиционеров. Так, в момент начала революции 1911 года в Китае Сунь Ятсен был в Колорадо, а Ленин находился в Швейцарии, когда произошла первая из российских революций 1917 года. Ближневосточные революции последних лет также были в большей степени революциями без лидеров. То же верно и в отношении иранской революции 1979 года, и в отношении революционных потрясений в арабском мире во втором десятилетии двадцать первого века.

Во время иранской революции 1977–1979 гг. на массовые демонстрации против режима шаха Реза Пехлев, вопреки ожиданиям тайной полиции, выходило до двух миллионов человек. Хотя эти демонстрации были по большей части мирными, не обошлось и без насилия, особенно со стороны властей. Традиция иранских уличных протестов ведет свою историю как минимум с конца девятнадцатого века, а в начале 1950-х годов они происходили в связи с силовым отстранением от власти премьера Мохаммада Моссадыка — либерального националиста, чья политика противоречила действиям шаха (равно как и интересами британских корпораций). Первый заговор против Моссадыка, инспирированный британской внешней разведкой, провалился, но затем МI6 сумела убедить американское правительство в наличии очевидной коммунистической угрозы в Иране. ЦРУ организовало второй заговор, результатом которого стало отстранение Моссадыка в 1953 году. В проигрыше оказался не только иранский народ, но и страны Запада, действия которых породили в иранцах стойкое недоверие к ним. Кроме того, ни один из последующих руководителей Ирана не был столь же либерален и относительно демократичен, как Моссадык. В отсутствие помехи в виде популярного в народе премьера шах установил в стране авторитарный режим. До своего смещения в 1979 году (в результате революции, а не переворота) он, в отличие от Моссадыка, был готов служить интересам Запада, но лишь в столь же узком и близоруком смысле, в котором их понимали Вашингтон и Лондон [739].

Толпы вновь вышли на улицы Ирана в 1963 году, чтобы поддержать аятоллу Рухоллу Хомейни, осудившего шаха за предоставление американскому военному персоналу иммунитета от судебной ответственности по иранскому законодательству [740]. Тем не менее в следующем году Хомейни был выслан из Ирана и смог вернуться в страну только в феврале 1979 года после революционного свержения шаха. Среди участников демонстраций были не только те, кого воодушевлял Хомейни с его идеей Исламской республики, но множество других — тех, кто с восхищением вспоминал о либеральном и светском правительстве Моссадыка. В 1970-х годах нарушения прав человека в Иране стали вызывать все более пристальное внимание на Западе, а победа Джимми Картера на президентских выборах в США в 1976 году несомненно придала решимости противникам шахского режима. В ходе предвыборной кампании Картер часто упоминал Иран в качестве страны, которая должна делать больше в области защиты прав человека. Это вызвало у шаха определенную озабоченность, и он приказал своей тайной полиции САВАК прекратить пытки заключенных [741].