Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Преемник Сталина Никита Хрущев стал наглядным примером возможностей и опасностей руководства системой, которую некоторые продолжали считать тоталитарной, но которую к тому моменту было бы уместнее называть посттоталитарным авторитаризмом. Как и Сталин, он воспользовался своим высшим партийным постом Генерального секретаря (переименованного в эпоху Хрущева в Первого секретаря), чтобы привести в высшее руководство своих сторонников, укрепив тем самым и без того сильное положение. Однако это положение отнюдь не походило на неправдоподобно огромную власть, накопленную в свое время Сталиным. Хрущев, который и сам приложил руку к репрессиям сталинской эпохи, проявил незаурядную смелость, выступив с резкой критикой Сталина, чей гений и богоподобную непогрешимость прославляли на протяжении трех десятилетий. Сначала он сделал это в выступлении на закрытом заседании ХХ съезда партии в 1956 году, а затем, уже открыто, на XXII cъезде в 1961 году. Выступив со своей беспрецедентной речью в 1956 году, он пошел против воли некоторых особенно влиятельных членов Президиума ЦК (как тогда называлось Политбюро).

Среди тех, кто был встревожен угрозой сохранности изначального образа покойного диктатора, особенно выделялись Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович и Климент Ворошилов. На заседании Президиума Молотов заявил, что «Сталин был великим продолжателем дела Ленина» и что «социализм победил под руководством Сталина» [777]. Хрущев ответил: «Сталин предал дело социализма самым варварским образом. Он уничтожил партию. Он не был марксистом». Хрущев настаивал, что надо не защищать память о Сталине, а «усиленно бомбить культ личности» [778]. Один из ближайших союзников Хрущева в партийном руководстве по вопросу десталинизации позднее писал: «У него был характер лидера: настойчивость, упрямое стремление к цели, мужество и готовность идти против сложившихся стереотипов». Если Хрущева захватывала какая-то новая идея, он шел напролом, «как танк», продолжает Микоян. При всех возможных недостатках, писал он, это было отличным качеством для лидера, начавшего битву за десталинизацию [779].

Опасения противников Хрущева относительно последствий резкой критики Сталина показались им более чем обоснованными в связи с резонансом, который получила февральская речь 1956 года среди коммунистов всего мира. Она поколебала веру многих членов партии и стала толчком к беспорядкам в Восточной Европе, особенно в Польше и Венгрии. В конце года в Венгрии произошло восстание против коммунистического режима, жестоко подавленное с помощью советских танков. Обвинив Хрущева в дестабилизации мирового коммунистического движения, в 1957 году большинство членов Президиума попыталось сместить его с поста. Хрущев переиграл своих противников, обратившись за поддержкой к более многочисленному Центральному комитету партии, где у него было больше сторонников, в том числе тех, кого он сам ввел в состав этого органа. В принципе ЦК обладал большей властью, но обычно голосовал так, как ему предлагалось Президиумом (Политбюро). Это был явный раскол в руководстве, и члены Центрального комитета оказались перед выбором. В 1957 году они поддержали Хрущева. Ситуация оказалась совершенно иной, когда избавиться от Хрущева решило намного более превосходящее число членов Президиума (замолвить за него словечко оказался способен только Микоян). На этот раз ЦК полностью поддержал оппонентов лидера партии, посчитавших, что он становится все более своенравным и самостоятельным. По их мнению, его деятельность дестабилизировала практически весь государственный аппарат и вредила элитам.

Несмотря на свои реальные заслуги в деле начала процесса десталинизации, к началу 1960-х годов Хрущев перешел от коллективного руководства, которое он возглавлял в 1950-х, к импульсивному самоуправству, принимая зачастую вредные и опасные решения. Так, им было принято решение о размещении на Кубе советских ракет, поставившее мир на грань ядерной войны. Его деятельность в области экономики принесла стране больше вреда, чем пользы. Как и Сталин, он попал под влияние ученого-шарлатана Трофима Лысенко и поддерживал его верные средства для повышения урожайности, полностью игнорируя мнение серьезных специалистов. Взбешенный противодействием со стороны Академии наук и Сельскохозяйственной академии, Хрущев в июле 1964 года предложил упразднить первую, а вторую перевести из Москвы в сельскую местность [780]. Этого не случилось, поскольку его высокопоставленные коллеги уже просто ждали подходящего момента для смещения становящегося все более авторитарным, несдержанным и непредсказуемым руководителя. Удар был нанесен 14 октября 1964 года — Хрущева вызвали из отпуска в Москву, чтобы в принудительном порядке отправить его на пенсию. Два дня спустя в газете «Правда» была опубликована передовица, в которой, без упоминания имени Хрущева, писалось о «прожектерстве, скороспелых выводах и поспешных, оторванных от реальности решениях и действиях, хвастовстве, пустозвонстве, увлечении администрированием» и «нежелании считаться с тем, что уже выработали наука и практический опыт» [781]. Хотя это далеко не полная характеристика периода руководства Хрущева, но, несомненно, ее немаловажная часть.

За возвышением Леонида Брежнева, в 1964 году сменившего Хрущева в качестве лидера КПСС, последовали восемнадцать лет более или менее коллективного руководства. Генеральному секретарю в очередной раз удалось использовать политический ресурс этой должности для укрепления собственного авторитета, и в 1970-х Брежнева засыпали кучей самых нелепых почестей. Его заслуги во Второй мировой войне (которые во время нее не казались столь выдающимися) были отмечены орденом Победы — высшей наградой за воинскую доблесть, а за несколько тонких книжечек написанных за него мемуаров Брежневу присудили Ленинскую премию в области литературы. Он и Политбюро охотно позволяли КГБ использовать самые разнообразные методы пресечения любых открытых проявлений несогласия в обществе — от предупреждений до длительных сроков заключения в трудовые лагеря и принудительного содержания в психиатрических клиниках (очевидно, считалось, что против советской власти могут возражать только душевнобольные). Для самых авторитетных и известных диссидентов у властей были другие методы. Так, писателя Александра Солженицына — антикоммуниста скорее националистического, чем либерального толка — выдворили из страны и лишили советского гражданства, а физика Андрея Сахарова, критиковавшего деятельность руководства партии с либеральных позиций, отправили во внутреннюю ссылку.

Подобные меры лишний раз подчеркивают, что Брежнев был коммунистом-консерватором. Антисталинскому направлению, которое привел в движение Хрущев, вообще дали задний ход. Полной реабилитации Сталина не произошло, но в прессе стало проще хвалить его, чем критиковать. Суть позиции Брежнева состояла в немедленном пресечении любых попыток «раскачивать лодку». В то же время в отношениях с различными советскими элитами — высшими партийными кругами, армией, КГБ и министерствами — Брежнев придерживался примирительного подхода. Брежневская эпоха была золотым веком советских бюрократов. Сталин грозил им смертью (и часто приводил угрозы в исполнение). Хрущев был угрозой сохранению их должностей (и они часто лишались их). Теперь, с Брежневым в Кремле, они могли спокойно и без особых опасений дожидаться старости на своих насиженных местах. Для обычных людей этот период несвободы, дефицита потребительских товаров и длинных очередей за самыми обычными продуктами питания был далеко не золотым веком. И все же, когда в конце двадцатого века в рамках одного серьезного опроса общественного мнения задавался вопрос о лучших временах в России предыдущего столетия, в качестве ответа чаще всего называлась брежневская эпоха [782]. Ее считали временем предсказуемости и стабильности.