Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Важную роль в развертывании последней в жизни Мао революции играла его жена Цзян Цин, хотя супруги уже не поддерживали достаточно тесных контактов между собой. Бывшая актриса Цзян использовала свое положение для реализации собственных политических амбиций. Частью своей задачи она считала подстрекательство супруга на то, чтобы он был настоящим Мао, то есть не позволял оппортунистам и чинушам стать помехой на пути очистительной борьбы. Именно Цзян укрепила Мао в мысли о том, что страна нуждается в некой культурной революции. Последовавшие за этим события стали в действительности не культурной, а антикультурной революцией. Погибли многие сокровища китайской культуры, в том числе исторические здания, картины, музеи и книги. Юных хунвэйбинов призывали атаковать «Четырех старцев» — старое мышление, старую культуру, старые обычаи и старые привычки. Очень тяжело пришлось и старым партийцам, за очевидным исключением Председателя Мао, культ личности которого вознесся еще выше (или пал еще ниже). В 1967 году Дэн Сяопин был разоблачен как «попутчик капиталистов», отстранен от должности и помещен под домашний арест, после чего направлен рабочим на фабрику. Лю Шаоци был снят со всех постов, осужден как «предатель, ренегат и плесень» и умер под домашним арестом в 1969 году.

Вскоре после смерти Мао «Банду четырех», состоявшую из Цзян Цин и ее трех главных соратников, настигло возмездие. «Банду четырех» можно было как минимум в течение некоторого времени считать «Бандой пятерых» — с Мао в качестве пятого и существенно более могущественного члена. Однако он не постарался обозначить кого-либо из четверых своих бывших подельников в качестве потенциального преемника. Совещания в политбюро и правительстве в 1976 году, когда Мао был уже слишком нездоров, чтобы присутствовать на них, проходили под председательством исполняющего обязанности премьера Хуа Гофэна, назначенного на эту должность Мао с перспективой стать его преемником. Хуа занимал центристскую позицию между радикальной «Бандой четырех», с одной стороны, и Дэн Сяопином — с другой. По свидетельству дочери Дэна, в последние месяцы жизни Мао ее отец посещал заседания политбюро, только когда его туда вызывали, поскольку чувствовал себя «намного лучше дома в окружении детей и внуков, чем в присутствии безумцев из „Банды четырех“. Появляясь на политбюро, он изображал частичную глухоту. В ответ на нападки кого-нибудь из „Банды четырех“, например Чжан Чуньцяо, он делал вид, что не понял смысла сказанного. Однако, как сетовал Чжан, стоило Хуа на другом краю стола тихим голосом сказать „заседание закрыто“, как Дэн немедленно отодвигал свое кресло и устремлялся к выходу» [796]. «Банда четырех», все члены которой состояли в политбюро, была арестована спустя месяц после смерти Мао. Вся их революционная деятельность происходила с согласия, а иногда и при активном поощрении Мао. С его уходом пострадавшие члены партийно-государственных элит сумели объединить свои силы. В дальнейшем суд приговорил и Цзян Цин, и Чжан Чуньцяо к смертной казни, которую, впрочем, позже заменили пожизненным заключением. В 1991 году заболевшая раком Цзян Цин повесилась. Чжан вышел на свободу после двадцати лет тюремного заключения [797].

Краткосрочные успехи революционного руководства Мао в виде мобилизации масс и расправы над партийно-государственным истеблишментом в итоге привели к прямо обратным результатам. Реформы, проведенные после смерти Мао, в том числе создание значительного частного сектора в экономике и переход к рынку, намного превзошли по своим масштабам столь шокировавший его «ревизионизм» советского руководства в лице Хрущева или Брежнева. Одним из непреднамеренных последствий «Культурной революции», нанесшей столь огромный урон общественно-политическому развитию Китая, стала пожизненная прививка против примитивного оголтелого ультралевого революционерства, которую получили выжившие в ней партийные деятели и интеллектуалы [798].

Это был один из положительных побочных эффектов несчастья, которым стала для Китая «Культурная революция», но наблюдался и другой. В Советском Союзе попытки введения рыночных мер реформирования экономики наталкивались на ожесточенное сопротивление закоренелых бюрократов в экономических ведомствах и партийном аппарате даже во времена Горбачева. «Культурная революция» расшатала аналогичные структуры в Китае настолько, что похожее сопротивление еще более смелым рыночным реформам Дэна было бы невозможно. Пришедшее на смену Мао коллективное руководство, наиболее влиятельным членом которого очень скоро стал Дэн, прислушивалось к мнению специалистов. Политические решения стали намного более разумными по сравнению с теми, которые с конца 1950-х годов принимал Мао, поставивший себя намного выше своих коллег.

О роли Дэна подробно рассказывалось в главе 4. Главное, что нужно подчеркнуть в данном контексте, — то, насколько отличались от Мао не только его политика, но и стиль руководства. В период своей наибольшей влиятельности, то есть с 1978 года и до конца 1980-х, Дэн не занимал высших партийных или государственных должностей. Тем не менее вплоть до 1989 года он сохранял за собой пост председателя Центрального военного совета, и уверенность в том, что он может опираться на поддержку армии, в значительной мере способствовала укреплению его авторитета. В самом начале 1990-х годов идеи Дэна стали утрачивать влияние на политику Пекина, отчасти потому, что кризис в Советском Союзе, кульминацией которого стал его распад под конец 1991 года, оказался для опытных китайских коммунистов наглядным примером потенциальных опасностей либерализации. Демонстрации на площади Тяньаньмэнь 1989 года и их кровавая развязка также ослабили позиции Дэна. И консервативные коммунисты, и леваки-маоисты обвиняли десятилетие реформ в том, что оно возбудило в молодежи желание либеральных политических перемен. Реформу и открытость внешнему миру осуждали как разрешение на доступ в страну тлетворного влияния капитализма и индивидуализма. Все это было на руку тем, кто вновь заговорил о важности классовой борьбы и централизованного планирования и не делал секрета из своего враждебного отношения к дальнейшей либерализации экономики. Если бы на все это реагировал менее решительный, искушенный и широко популярный политик, чем Дэн, ответный удар консерваторов мог бы стать более успешным и масштабным. Его контраргумент состоял в том, что партия смогла пережить беспорядки 1989 года лишь благодаря десятилетию реформ [799]. Дэн был против демократизации, но не стал отклоняться от возглавляемого им экономического курса.