Вячеслав Шестаков - Русские в британских университетах. Опыт интеллектуальной истории и культурного обмена

Бахтин серьезно интересовался вопросами культуры. Об истории культуры он писал свои статьи, об этом он читал лекции. Представляет интерес его оценка английской интеллигенции и сравнение ее с русской. «Интеллигенция, о которой я говорю, не имеет ничего общего с тем классом, который называется “интеллигенцией” в Англии. В Англии нет и никогда не было интеллигенции в истинном смысле этого слова. Здесь образованный класс и правящий класс составляют единое целое: это сплоченный класс, противостоящий народу, а внутри этого класса нет перегородок: специалисты, университетские преподаватели и ученые выступают заодно с духовенством и полицейскими органами: у них единая система интеллектуальных и нравственных ценностей, у них единый образ жизни, и защищать им приходится одно и то же. Те, кто в этой стране претендует на звание “интеллигенции”, – высоколобые представители Блумсбери, эксцентрики разного рода, – это просто чудаки, которые не играют в стране никакой реальной роли и никто, кроме них самих, не воспринимает их всерьез. В России это было совсем не так. Определенные условия исторического развития вызвали к существованию совершенно особую и игравшую важную роль оппозиционную прослойку общества. В нее, по существу, входили все образованные люди страны, а среди них были представители всех классов, от родовой аристократии до представителей крестьянства и пролетариата, которым удалось – в результате личных усилий или везения – получить образование, а главное – открыть для себя интеллектуальные ценности» [74] Приводится по кн.: Казнина О. Русские в Англии. М., 1997. С. 168. .

Бахтин умер от сердечного приступа в 1950 году, в расцвете сил, когда ему было всего 54 года, за один год до смерти Виттгенштейна. Кембриджский период жизни был недолгим. Но Бахтин покинул Кембридж не по своей воле. Он не был в состоянии получить здесь работу, но в течение короткого времени пребывания в Кембридже он стал здесь заметной фигурой. Долгое время историки обращались к его имени и работам в связи с возникшей в Кембридже дружбой с Виттгенштейном. В дневниках Виттгенштейна, хранящихся в его кембриджском архиве, возглавляемом Майклом Нидо, имя Николая Бахтина повторяется днем за днем. О том, как высоко Виттгенштейн ценил мнение Бахтина, свидетельствует запись в дневнике от 7 января 1937 года: «Я опять стал писать без смирения и самоотдачи. Итак, я боюсь, что то, что я напишу, покажется Бахтину хуже, чем то, что я дал ему раньше». Встреча двух оригинальных мыслителей – австрийского и русского – в Кембридже, действительно, представляется знаменательной.

Об отношениях Бахтина и Виттгенштейна писали многие. Прежде всего, Фаня Паскал, которая давала уроки русского языка Виттгенштейну перед его поездкой в Россию [75] Pascal F. Wittgenstein. Sources and Perspectiven. Hassoks, Sussex, 1979. P. 23–60. . О дружбе Виттгенштейна и Николая Бахтина много писал Терри Иглтон [76] Eagleton T. Wittgenstein’s Friendship // New Left Review. 1982. P. 64–90. . Кроме статьи на эту тему, он написал интеллектуальный роман «Святые и ученые» (1987), героями которого являются Бахтин и Виттгенштейн. В нем рисуется встреча на английской земле двух разных людей – русского культуролога и австрийского философа. Каждый представляет свою культуру. «Россия Бахтина задыхалась от отсутствия культуры, Вена Виттгенштейна задыхалась от ее тяжести». И тем не менее, оба нуждаются друг в друге.

Вместе с тем, за последнее время имя Николая Бахтина начинает рассматриваться в новом аспекте, по отношению к биографии и культурологическим идеям его брата Михаила Бахтина. Этому, в частности, посвящена статья Г. Тиханова «Миша и Коля: Брат-Другой», перевод которой с английского языка появился в журнале «НЛО» [77] Тиханов Г. Миша и Коля: Брат-Другой // НЛО. 2002. № 57. . Как считает Г. Тиханов, чтобы понять феномен Михаила Бахтина, надо понять его отношение с братом. Очевидно, что их разделяло многое еще в юности, когда они были вместе. Как писал Николай, «делила нас тревожная вражда». Николай был импульсивен, эмоционален, хватался за многое, не завершая и не доводя до конца оригинальные идеи. Михаил был более основателен, постоянен, интровертен, сосредоточен на главном. Их пути в жизни разошлись: один прошел через фантастические трудности, приключения, достойные разве что детективного фильма, и, наконец, после мытарств в Крыму, Болгарии, Константинополе, Иностранном легионе, во Франции, оказался в уравновешенной в социальном отношении Англии. Другой вел спокойную академическую жизнь у себя на родине, в России, занимаясь литературой итальянского Возрождения. Братья не общались друг с другом, к тому были серьезные причины – слежка и политический надзор, но, очевидно, при всем этом они были знакомы с работами друг друга. В 70-х годах, когда репрессии стихли, Михаил Бахтин отказался принять архив брата, который привезли ему из-за границы. В общем, как казалось бы, между ними было полное отчуждение.

И между тем, в их идеях было много общего. В 1927 году в журнале «Звено» Николай Бахтин написал статью «Спорт и зрелище». В ней он противопоставлял греческий agon , соревнование, в котором каждый был участником, римскому цирку, где участники и зрители были разделены непреодолимой стеной. Это была, в понимании Николая Бахтина, модель современной культуры, где спорт превращается в зрелище со всеми вытекающими отсюда последствиями. Идея agon’а была близка ренессансному карнавалу Михаила Бахтина, как культуре, в которой каждый был и зрителем, и участником. В общем, как отмечают исследователи, между братьями Николаем и Михаилом Бахтиными существовали силы притяжения и отталкивания, которые могут объяснить происхождение популярных теорий.

По-видимому, исследование наследия Николая Бахтина, его работы в Оксфорде и Бирмингеме только начинается. Уже первые ее результаты указывают на творческое воздействие обоих Бахтиных как на английскую, так и на русскую философию и культуру [78] Тиханов Г. Бахтин в Англии. Дополнение к биографии H. М. Бахтина и к истории рецепции М. М. Бахтина // Тыняновский сборник. Вып. 10. М., 1998. С. 591–598; Tichanov G. Nikolai Bakhtin and the Oxford University Russian Club: Three Records (1934–1946) // Slavonica. 1999. Vol 5. № 2. P. 17–23. .

Известная русская балерина Лидия Федоровна Лопухова (1892–1981), будучи в дягилевской труппе, получила другое имя, которое придумал ей в 1914 году Сергей Дягилев – Лопокова. Очевидно, оригинальное русское имя плохо звучало для французского и английского уха, вот и пришлось Лопуховой стать Лопоковой. (Точно так же Дягилев окрестил Спесивцеву – Спесивой.) Во всяком случае, для англичан Лопухова известна теперь только как Лопокова, и все публикации о ней воспроизводят это странное и не очень русское имя.