Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги [калибрятина]

Однако к настоящим переменам ССНС привели конкретные дела, а не абстрактные размышления. В начале 1960-х была основана активистская группа «Подрывное действие» (Subversive Aktion), которая, как заявляли ее члены, работала в русле «ситуационизма», используя всевозможные театрализованные формы для разоблачения «спектакля» потребительского капитализма. Ставший ее предводителем в Мюнхене Дитер Кунцельман, родившийся в 1939 году, в конце 1950-х несколько месяцев проучился в Париже. В 1963 году в Берлине в эту организацию вступили Руди Дучке (подробнее о нем ниже) и Бернд Рабель. Группа устраивала запоминающиеся протесты против визитов зарубежных лидеров — при этом использовались бомбы-«вонючки» и гнилые помидоры. Ее представления о прямом действии отличалась от более серьезных форм типа неофициальных лекций и сидячих протестов, которые в то время организовывали американские студенты-активисты. Члены «Подрывного действия» проникли и в ССНС. Они осуждали тогдашних лидеров ССНС за излишнюю респектабельность, бюрократизм и слишком тесные связи с рабочим движением, которое само по себе было оплотом западногерманского общества. Гельмут Шауэр, лидер ССНС, пытался изгнать фракцию «Подрывного действия», но обнаружил, ко всеобщему удивлению, что, во-первых, он не в состоянии сделать это, а во-вторых, что члены его собственной организации проявляют все больший интерес к отстаиваемой раскольниками тактике.

Руди Дучке

Был человек, имя которого чаще всего связывалось со студенческим радикализмом в Западной Германии. Руди Дучке — низкорослый и бойкий юноша, быстротой своей речи напоминавший спортивного комментатора, каковым, собственно, он и мечтал стать в детстве, — появился на свет в 1940 году в Бранденбурге. Его отец вернулся из советского лагеря для военнопленных, когда мальчику было семь лет. Его ранние годы прошли в Восточной Германии, но затем он перебрался на Запад. Отчасти это объяснялось тем, что отказ Дучке от прохождения военной службы в армии ГДР не позволил ему продолжить образование на Востоке. Подобно многим студентам-радикалам, Дучке воспитывался преданным лютеранином, но, в отличие от многих, он и дальнейшую свою жизнь провел в традиционных христианских рамках. Он женился на Гретхен, американской студентке, изучавшей теологию; когда пара завела детей, один из сыновей предсказуемо получил имя Че.

Любопытным представляется контраст Дучке и Кон-Бендита, другой «звезды» студенческого восстания в Западной Европе. Они оба были невероятно самоуверенными и обладали способностью воодушевлять толпы. Но веселая самоирония Кон-Бендита отличалась от целеустремленной сосредоточенности Дучке. Кроме того, Кон-Бендит был сугубо практичен: как правило, политическая теория нисколько не интересовала его, а большая часть его задумок и проектов, даже в экстраординарной атмосфере мая 1968 года, появлялась на свет сугубо ради достижения конкретных целей. Дучке же считал теорию важной, а его решение уехать из ГДР подкреплялось, по-видимому, и нараставшей решимостью оспорить канонические марксистские тексты.

Дучке не всегда комфортно чувствовал себя в роли харизматичного лидера — роли, которая вызвала бы затруднения у любого благоразумного немца. Кроме того, его красноречие иногда порождало среди аудитории такие импульсы, которые он не полностью контролировал. Его друг Бернд Рабель, комментируя одну из речей Дучке, сравнивал ее с выступлением джазового музыканта, до конца не знающего, куда может привести его блестящая импровизация. Иногда стиль его речей не имел ничего общего с их содержанием. Показательно то, что им нередко восхищались люди, жившие под властью коммунистов. В первую очередь это касалось Восточной Германии, но также Венгрии и Чехословакии. Его последователи в этих странах чувствовали в нем моральную силу и были благодарны за то, что он без околичностей выражал свое несогласие с коммунистическими репрессиями. Это, впрочем, не мешало им считать многое из сказанного их кумиром полнейшим абсурдом. Один из таких друзей вспоминал: «Между нами сразу возникло что-то вроде любви, очень тесная близость… Позже любовь наша никуда не делась, но проблема состояла в том, что Дучке нес сплошную чепуху, глупую левацкую чепуху "людей 68-го"» 13.

Манера поведения Дучке порой производила странное воздействие на окружающих. На публике и в личном общении он вел себя очень по-разному. Михаэль Бауманн, молодой человек из рабочего класса, со временем присоединившийся к террористической группе, отмечал: «Его речи были такими абстрактными, что никто не понимал их… но во время личного разговора он был по-настоящему классным» 14. Знакомившиеся с Дучке персонально часто отмечали его мягкость и отсутствие претенциозности; их поражала его забота о детях и уважение к женщинам, которые, как казалось, нисколько не сочетались с агрессивной и маскулинной культурой большинства студентов-«леваков».

Насилие вообще было отдельной проблемой. В 1977 году Дучке осудил терроризм некоторых своих современников; он никогда не оправдывал действия, направленные против людей, в отличие от действий против частной собственности. Но сама его напористость могла казаться подстрекательством к насилию — независимо от того, какие слова он произносил. Более того, в конце 1960-х его заявления нередко оказывались весьма двусмысленными. В 1968 году он вполне иезуитски разграничил насилие в таких странах, как Иран, где «фашизм» может держаться на одном человеке и где убийство, следовательно, представляется оправданным, — и насилие в Западной Германии, где авторитаризм является более системным, а убийство одного политика ничего не меняет 15. Трагикомичность этой странной смеси пацифистских намерений Дучке и его зажигательной риторики стала очевидной, когда Ален Кривин нашел в «бардачке» его машины револьвер, спрятанный под политическими листовками и банановой кожурой. Товарищи настаивали на том, чтобы он носил оружие для самообороны, но их лидер все равно никогда не смог бы использовать его 16.

Закон о чрезвычайном положении

Для немецкого студенческого радикализма второй половины 1960-х годов было характерно сосуществование трех направлений деятельности. Одним из них стало противодействие закону о чрезвычайном положении, предложенному коалицией социал-демократов и христианских демократов в 1966 году. Этот закон должен был предоставить исполнительной власти расширенные полномочия в кризисные периоды. Отчасти его предложили для того, чтобы обеспечить Германии полноценный суверенитет и урезать вмешательство союзников в ее внутренние дела. В законопроекте не было ничего шокирующего, особенно после того, как СДПГ переработала его, воспрепятствовав применению акта в ситуации гражданских беспорядков. В Великобритании, например, с 1966 по 1974 год чрезвычайное положение вводилось трижды. Однако сама идея закона о чрезвычайном положении пробуждала малоприятные воспоминания об аналогичном законе времен Веймарской республики. Перспектива принятия подобного законодательства встревожила также немецкие профсоюзы, которые опасались, что оно может использоваться для ограничения права на забастовку. Это породило редкую возможность союза между студентами-радикалами и организованным рабочим классом, которая весьма привлекала умеренную часть руководства Социалистического союза немецких студентов.