Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги [калибрятина]

По сравнению с Калифорнийским университетом в Беркли или Мичиганским университетом в Энн-Арбор британские университеты были миниатюрными. По этой причине они располагали меньшим потенциалом для поддержания независимой политической культуры. Кроме того, по сравнению с университетами континентальной Европы и особенно Франции, они были менее централизованными. Более того, согласно результатам изучения этого вопроса в парламенте, британские студенты зачастую требовали большей централизации в то время, когда их французские коллеги добивались ее сокращения 20. В состав Оксфорда и Кембриджа входили многочисленные колледжи, каждым из которых в большей или меньшей степени управляли собственные сотрудники. Лондон, в отличие от Рима, Западного Берлина и Парижа, не имел шансов превратиться в общенациональный центр студенческого активизма. Сам Лондонский университет был разделен на самостоятельные колледжи, каждый из которых, как казалось, жил автономной жизнью. Одним из важнейших центров студенческого радикализма конца 1960-х была Лондонская школа экономики (ЛШЭ). Но она располагалась всего в нескольких сотнях метров от Королевского колледжа, студенческий состав которого, по крайней мере в начале 1970-х, отличался крайним консерватизмом. В то время как революционеры из Лондонской школы экономики рассуждали о свержении капитализма, студенты Королевского колледжа развлекались розыгрышами, в которых фигурировал талисман колледжа — лев по кличке Реджи.

На протяжении большей части 1960-х годов другой силой, противостоявшей студенческому радикализму, оставался британский Национальный союз студентов — НСС (National Union of Students). Эта организация была основана в 1920-е студентами лондонского Королевского колледжа и традиционно стремилась избегать любой политической вовлеченности. В 1965 году НСС отказался участвовать в Международной конференции студентов, причем не из-за того, что его руководители знали о финансировании этого мероприятия со стороны ЦРУ 21. В принципе, НСС считал планируемое на конференции осуждение «империализма, колониализма, неоколониализма, милитаризма и тоталитаризма» вполне достойной целью, но подчеркивал, что такой подход противоречит его собственной аполитичности. Даже в 1968 году НСС стремился договариваться с вице-канцлерами университетов, что весьма раздражало некоторых радикальных студентов. Нехватка энтузиазма для явного и решительного политического участия усугублялась тем обстоятельством, что лидеры НСС зачастую состояли в партии лейбористов, выступавшей в конце 1960-х одним из столпов устоявшегося порядка, и рассчитывали на долгосрочную карьеру в ее рядах.

Тем не менее в поздних 1960-х в НСС происходили определенные перемены. В конце 1966 года был учрежден Радикальный студенческий альянс — РСА (Radical Student Alliance), на следующий год организовавший большую конференцию с участием 400 студентов из 108 учебных заведений. В числе его основателей были шесть президентов студенческих союзов и по два представителя от партий либералов, лейбористов и коммунистов. По словам одного из лидеров РСА, консерваторы тоже приглашались, но не стали участвовать 22. По-видимому, большинство рассматривало РСА как структуру, позволяющую работать внутри НСС, а не как альтернативу ему, хотя Эссекский университет, присоединившись к РСА, на время вышел из НСС 23. Впрочем, даже несмотря на свои скромные амбиции, РСА не преуспел в политизации главного студенческого объединения страны.

В 1969 году Джек Стро при поддержке членов РСА сменил Тревора Фиска на посту президента НСС. Его оппоненты усмотрели в этом событии резкий разворот влево. На деле, однако, Стро, возглавляя в 1968 году студенческий союз Университета Лидса, осудил нападки на консервативного члена парламента, приглашенного в университет. В ходе последующей сидячей забастовки его в основном беспокоило то, чтобы руководимый им союз сохранил контроль над происходящим, не позволив возобладать более воинственным формам протеста. Когда это было выгодно, Стро позволял себе нотки радикализма. Так, в 1968 году он объяснял студенческие протесты «усиливающимся разочарованием в традиционной партийной политике, обусловленным торжеством консенсусных подходов» 24. В 1969 году он утверждал, что не был «слишком активным членом Лейбористской партии — и это было в духе того времени, когда любой, желавший заручиться поддержкой слева, вынужден был дистанцироваться от этой партии. Проницательные наблюдатели тем не менее воспринимали подобные заявления скептически. По словам одного из них, и Фиск, и Стро были «фигурами истеблишмента, искушенными и опытными студенческими политиканами». Вынесший такую оценку сравнивал их взаимоотношения со взаимоотношениями двух министров-лейбористов, Энтони Кросленда и Барбары Кастл 25. Стро действительно стал близким соратником Кастл и впоследствии сам занял пост министра в лейбористском правительстве.

Перемены, начавшиеся в 1960-е и еще более бурно продолжившиеся в начале 1970-х, отчасти компенсировали общую пассивность британских студентов. Магистранты и аспиранты политически были активнее бакалавров, причем их численность в рассматриваемый период заметно выросла. В Великобританию перебралась большая группа американских студентов, уже прошедших первую ступень высшего образования — иногда ими двигало желание уклониться от призыва. Их присутствие оказалось особенно важным для Лондонской школы экономики, где в 1968 году они составляли десятую часть всех обучающихся 26. Некоторые внештатные преподаватели переносили радикальные идеи из одного университета в другой — иногда им способствовало стремление университетского начальства избавиться от тех, кого оно считало возмутителями спокойствия. Именно так было с Диком Аткинсоном, упоминавшимся выше, который из аспиранта ЛШЭ превратился во внештатного преподавателя Бирмингемского, а потом Манчестерского университета.

Партийная политика и «новые левые»

Каким образом студенты 1960-х вписывались в общую политику британских левых сил? Партийная система в Великобритании была проще, чем в большинстве европейских стран. Здесь сосуществовали две основные партии: консервативная и лейбористская. В парламенте также было несколько представителей от либералов — остатки некогда могущественной партии, процветавшей до Первой мировой войны. После 1950 года в Палате общин не осталось ни одного депутата, который представлял бы какую-либо партию левее лейбористской. Британскую коммунистическую партию, и без того небольшую, в 1956 году, протестуя против советского вторжения в Венгрию, покинули многие интеллектуалы. Интересно то, что, оставив ее ряды, некоторые из этих людей становились более влиятельными, чем прежде — это настолько бросалось в глаза, что один из параноиков, писавших Эноху Пауэллу, даже «задался вопросом о том, не является ли массовый исход из коммунистической партии частью подготовленного ею заговора» 27.