Валентин Черный - Куликовская битва. Запечатленная память

Забота Волха Всеславьевича о своей дружине в конечном счете помогает ему завоевать «царство Индейское» и стать тамошним царем. Мамая же в Кафе фряги (жители генуэзской колонии) встречают насмешливой речью, выдержаной в русском народном духе: «Нешто тобя князи руские горазно подчивали [на кровавом пиру], ни князей с тобою нет, ни воевод? Нечто гораздо упился у быстрого Дону на поле Куликове, на траве ковыли?» [688] Тексты «Задонщины» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. С. 540.

Подобно былинным героям действует в духовном стихе о Дмитрии Солунском святой патрон Дмитрия Донского. Осадивший родной город святого — Салим (Русалим, Солым), Мамай грозится, как и былинные злодеи, разорить его, а также уничтожить Салимскую церковь и взять в плен самого Дмитрия Солунского. Однако совершить обещанное Мамаю мешает один Дмитрий. Как настоящий богатырь, правда, уже не на коне, а на осле и в ризе вместо доспехов, выезжает он против Мамаева войска. И все таки победа Дмитрия Солунского — это подвиг не одного героя; сопровождающие его ангелы как бы указывают — побеждает тот, с кем Бог [689] См.: Соколов Б. М. Дмитрий Солунский и Мамай в духовном стихе и на иконе // Этнографическое обозрение. 1909. М., 1910. № 2–3. С. 184. . Под впечатлением именно этого духовного стиха и появились на Руси иконы с сюжетом «Святой Дмитрий Солунский победи Мамая» [690] См.: Лихачев Н. П . Материалы для истории русского иконописания. Атлас снимков. СПб., 1906. Ч. 2. Табл. СССIV. . Содержание духовного стиха сложилось в результате переосмысления как былинных, так и книжных мотивов — греческого жития Дмитрия Солунского и, возможно, литературных памятников Куликовского цикла. Иначе, откуда могла появиться информация о том, что Мамаю, несмотря на разгром его войска, удалось спастись бегством?

Совсем другой характер оценок борьбы с ордынским игом и Куликовской битвы, в частности, отразился в исторических песнях. Хотя окончательное сложение народных песен как жанра завершается только в XVI в., они с гораздо большей определенностью связаны с историческими событиями, их композиции разнообразнее и динамичнее, а действующие лица отнюдь не богатыри, а, как правило, обычные люди [691] См.: Путилов Б. Н. Русский историко-песенный фольклор ХIII — ХVI веков. М.; Л., 1960. С. 7–20. .

Песня «Щелкан Дудентьевич» совершенно определенно освещает условия ордынского ига:

Русские имена царских родственников не могут ввести в заблуждение — русскими городами владеют татары. Здесь же фигурируют «дани-невыходы, царски невыплаты», собираемые Щелканом с русских земель:

Жестокие условия ордынского ига, разбойные поборы, надругательства и унижения «вдов и красных девиц», мужиков «старых», «богатых» и «посадских» приводят представителей народа удалых Борисовичей («от народа они с поклонами пошли») к расправе с «младым Щелканом». Как описываемые события и имя ханского наместника, так и прямое указание в песне на город — «Тверь-ту старую, Тверь-ту богатую», однозначно выявляют историческую основу песни — народное восстание 1327 г. в Твери.

Отзвуками песни о Куликовской битве явилось описание подготовки новгородской рати к походу «на Куликово поле», включенное в состав «Задонщины»:

Дальнейшее содержание «Задонщины» показывает, что новгородцы все таки отправляются из Новгорода: «То ти были не орли слетешася — выехали посадники из Великого Новагорода, а с ними 7 000 войска…» [695] Там же. . Исследователям русского фольклора еще в начале XX в. удалось создать убедительную реконструкцию этой песни [696] См.: Шамбинаго С. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906. С. 301–302; История русской литературы. М.; Л., 1945. Т. 2. Ч. 1 (Литература 1220-х — 1580-х гг.). С. 218–219 (Автор статьи С. К. Шамбинаго). . В ее правильности убеждает четкая песенная композиция сохранившегося отрывка — незамедлительный ввод слушателя в обстановку события и круг действующих лиц, а также многочисленные аналогии, диктующие логику развития содержания данного произведения. В заключении восстановленной песни приводятся слова благодарности князя Дмитрия Ивановича: «[И рече им]… испояать вам, мужи новгородские, что меня есть не оставили» [697] Там же. С. 218. .

Какова степень исторической достоверности информации, почерпнутой из песни о походе новгородцев на помощь Москве, сказать очень сложно. Во всяком случае, о присутствии на Куликовом поле новгородского многотысячного отряда умалчивают практически все источники, в том числе и новгородские летописи. Вместе с тем, отрицать участие в сече отдельных жителей «вольного города» невозможно: в Синодике новгородской церкви Бориса и Глеба в Плотниках имелась поминальная запись о «на Дону убиеных братии нашей при велицем князи Дмитреи Ивановичи» [698] См.: Азбелев С. Н. Младшие летописи Новгорода о Куликовской битве // Проблемы истории феодальной России (Сборник статей к 60-летию проф. В. В. Мавродина). Л., 1971. С. 116. . Участие в Донском походе, наверное, должны были принять те новгородцы, которые в период его подготовки и проведения находились в Москве.

Помимо определенных исторических реалий песня привлекает своей главной идеей — предстоящая битва рассматривается в ней как общерусское дело. Поэтому и звонят в Великом Новгороде колокола, собирая народ на вече. Поэтому и спешит новгородское войско «на пособь» Москве.

И хотя другие песни о событиях 1380 г. до нас не дошли, можно с уверенностью отметить, что символический смысл Куликовской битвы отложился в народном сознании достаточно прочно. В ряде былин и исторических песен ХVI — ХVII вв. самого разнообразного содержания Куликово поле особенно часто переносится в Москву и называется местом казни преступников, подменяя сходное по назначению московское Кучково поле. Так с именем Москвы справедливо связывается название знаменитого бранного поля, на котором вершилась казнь преступного Мамая.