Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

104

того, чтобы уничтожить женский контроль над воспроизводством, также

прослеживаются до этого кризиса. Данный аргумент можно подтвердить лишь

косвенно, и следует признать, что и другие факторы способствовали усилению

стремления европейских властей строже контролировать женскую

репродуктивную функцию. К ним мы должны отнести растущую

приватизацию собственности и экономические отношения, которые (внутри

буржуазии) генерировали новую обеспокоенность вопросом отцовства и

поведения женщин. Похожим образом, в обвинениях ведьм в том, что они

приносят детей в жертву дьяволу (ключевой теме «Великой охоты на ведьм» в

XVI-XVII веках) мы можем прочесть не только обеспокоенность убылью

населения, но также и страх обеспеченных классов перед подчиненными, в

особенности женщинами низшего класса, которые как служанки, попрошайки

или знахарки имели множество возможностей войти в дома своих

нанимателей и навредить им. Однако, не может быть чистым совпадением, что

именно в тот момент, когда население убывало и формировалась идеология, делающая упор на центральном месте труда в экономической жизни, европейские правовые кодексы ввели суровые наказания за репродуктивные

преступления женщин.

Одновременное развитие демографического кризиса, экспансионистская

демографическая теория, и введение политик, стимулирующих рост

населения, хорошо задокументированы. К середине XVI века идея о том, что

количество граждан определяет благосостояние нации, стала чем-то вроде

социальной аксиомы. «На мой взгляд – писал французский политический

мыслитель и демонолог Жан Боден — не нужно боятся слишком большого

числа субъектов или граждан, ибо сила государства заключается в людях»

(«Шесть книг о государстве», Книга II). Итальянский экономист Джованни

Ботеро (1533-1617) использовал более замысловатый подход, признавая

необходимость в балансе между количеством населения и средствами к

существованию. Тем не менее, он утверждал, что «величие города» не зависит

от его физического размера или контура стен, но исключительно от количества

его обитателей. Высказывание Генриха IV о том, что «сила и богатство короля

заключается в количестве и состоятельности его подданных», заключает в себе

демографическую идею той эпохи.

Озабоченность ростом населения заметна также в программе

протестантской Реформации. Отбросив традиционное христианское

возвышение целомудрия, реформаторы валоризировали брак, сексуальность, и даже женщин из-за их репродуктивной способности. Женщины

«необходимы для того, чтобы приумножать род человеческий», признавал

Лютер, говоря, что «какие бы ни были у них слабости, женщины обладают

одной добродетелью, которая отменяет их все: у них есть матка и они могут

рожать» (King 1991:115).

105

Стимуляция роста населения достигла пика с появлением меркантилизма

[59], который сделал высокую численность населения ключом к процветанию

и мощи нации. Мейнстримные экономисты часто отмахиваются от

меркантилизма, как от примитивной системы взглядов, благодаря постулату о

том, что благосостояние нации пропорционально количеству трудящихся и

количеству имеющихся в ее распоряжении денег. Жестокие методы, которые

меркантилисты использовали для принуждения людей к работе в своей жажде

труда, создали им дурную репутацию, поэтому большинство экономистов

предпочитают поддерживать иллюзию о том, что капитализм способствует

свободе, а не принуждению. Именно меркантилистский класс изобрёл

работные дома, охотился на бродяг, «перемещал» преступников в

американские колонии и вкладывался в работорговлю, всё это одновременно с

отстаиванием «пользы нищеты» и объявлением «безделья» социальной язвой.

Таким образом, так и не было признано, что в меркантилистской теории и

практике мы находим самое прямое выражение требований первоначального

накопления и первую капиталистическую политику, прямо направленную на

проблему воспроизводства рабочей силы. У этой политики как мы видим, есть

«интенсивная» сторона, которая заключается в насаждении тоталитарного

режима с использованием любых средств по извлечению максимального

количества работы из каждого индивидуума, независимо от возраста и

состояния. А также «экстенсивная» сторона, состоящая в усилиях по

наращиванию численности населения, и тем самым армии и рабочей силы.

Как заметил Эли Хекшер, «почти фанатичное желание увеличивать

население преобладало во всех странах в период, когда меркантилизм был на

пике своего развития, во второй половине XVII века» (Heckscher 1966: 158).

Вместе с этим укоренилась новая концепция человеческих существ, изображающая их как сырье, рабочих и производителей потомства для

государства (Spengler 1965: 8). Но еще до расцвета меркантилистской теории, во Франции и в Англии государство предприняло ряд про-наталистских мер, которые вместе с государственным пособием сформировали зачатки

капиталистической репродуктивной политики. Были приняты законы, которые поощряли брак и наказывали безбрачие, сформированные по образу

и подобию законов, принятых в поздней Римской империи с той же целью.

Семья получила новую значимость как ключевой институт, обеспечивающий

передачу собственности и воспроизводство рабочей силы. Одновременно, начали вестись демографические записи, а государство захватило контроль

над сексуальностью, деторождением и семейной жизнью.

Но главной инициативой, предпринятой государством для обеспечения

желаемого уровня численности населения, стало начало настоящей войны

против женщин, прямо нацеленной на уничтожение контроля, который они

имели над своими телами и репродукцией. Как мы увидим далее, эта война

велась в первую очередь посредством охоты на ведьм, которая буквально

демонизировала любую форму контроля рождаемости и непроизводительной

106

сексуальности, одновременно обвиняя женщин в том, что они приносят детей

в жертву дьяволу. Но также она опиралась на переопределение того, что

является репродуктивным преступлением. Таким образом, начиная с

середины XVI века, в то время как португальские корабли возвращались из

Африки с первым человеческим грузом, все европейские правительства

начали вводить самые суровые наказания за контрацепцию, аборты и

инфантицид.

К этой последней практике в средние века относились со снисхождением, хотя бы в случае бедных женщин; но теперь это превратилось в тяжкое

преступление, за которое наказывали суровей, чем за большинство мужских