Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

на плантациях, постоянно присутствовал в воображении европейского

правящего класса. Шекспир выразил это в пьесе «Буря» (1612), где он

изобразил заговор, организованный Калибаном, природным бунтовщиком, сыном ведьмы, и Тринкуло и Стефано, мореплавателями, европейскими

пролетариями, сначала заставив зрителей поверить в возможность рокового

союза угнетенных, а затем резко противопоставив ему магию Просперо, исцеляющую раздор между правителями.

В «Буре» заговор позорно проваливается, поскольку европейские

пролетарии оказываются всего лишь мелкими ворами и пьяницами, а Калибан

вынужден просить пощады у своего колониального хозяина. Таким образом, когда побеждённые бунтовщики предстают перед Просперо и его бывшими

врагами, Себастьяном и Антонио (теперь примирившимися с ним), их

129

встречают насмешками и намерением сделать своей собственностью и

разделить:

СЕБАСТЬЯН: Ха, ха!

Взгляни, Антонио, на эти рожи!

Нельзя ли их купить?

АНТОНИО: Должно быть, можно.

Одна из этих тварей – просто рыба

И, верно, продается.

ПРОСПЕРО: Полюбуйтесь

На этих трех преступников, синьоры.

Вот этот безобразный раб – сын ведьмы,

Колдуньи столь искусной, что луна

Служила ей покорно, вызывая

Приливы и отливы ей в угоду...

Они втроем ограбили меня.

А этот полудьявол – потому что

Он отпрыск дьявола и этой ведьмы -

Их подговаривал меня убить.

Те двое вам достаточно известны,

А это порожденье тьмы – мой раб7.

За пределами сцены, однако, угроза сохранялась. «И на Бермудах, и на

Барбадосе находились белые рабы, вступавшие в сговор с африканскими

рабами, поскольку тысячи осуждённых привозили сюда на кораблях в 1650-х с

Британских островов» (Rowling 1987:57). В Виргинии пик союзничества между

чернокожими и белыми рабами приходится на Восстание Бэкона в 1675-1676

гг., когда африканские рабы и британские кабальные слуги8 объединились для

противостояния своим хозяевам.

7 Перевод М. Донского

8 Белые рабы, или, как их называли, законтрактованные или кабальные слуги. Если кто-нибудь хотел переехать в

Америку, а у него не было 6—10 фунтов стерлингов, нужных для оплаты проезда, он подписывал с предпринимателем

контракт в двух экземплярах и обязывался в возмещение издержек по перевозу за океан отработать пять лет на

положении слуги-раба. Его привозили в Америку и продавали с аукциона. Считалось, что после отработки пяти лет он

должен получить свободу, но иногда такие люди убегали раньше. В других же случаях, вследствие новой задолженности, кабальный слуга оставался в рабстве на второй и третий сроки. Нередко привозили из Европы осужденных

преступников. Их также продавали. Эта категория кабальных слуг обычно должна была отработать не 5, а 7 лет, с тем

чтобы после этого срока получить свободу. – прим. ред.

130

Именно по этой причине, начиная с 1640-х годов, накопление

порабощённого пролетариата в южноамериканских колониях и на Карибах

сопровождалось конструированием расовых иерархий, пресекающих

возможность таких союзов. Были приняты законы, отменяющие данные

африканцам ранее гражданские права, такие как гражданство, право на

ношение оружия, право делать вклады или право требовать возмещения в суде

за полученные увечья. Переломным стал момент, когда рабство сделали

наследственным, и рабовладельцам было дано право бить и убивать своих

рабов. В дополнение, были запрещены браки между «черными» и «белыми».

Позже, после Войны за независимость, белое рабство, считавшееся

наследством британского правления, было упразднено. В результате, к концу

XVIII века колониальная Америка продвинулась от «общества с рабами к

рабовладельческому обществу» (Moulier Boutang 1998:189), и возможность

солидарности между африканцами и белыми была серьезно подорвана.

«Белизна» в колониях стала не просто знаком социальной и экономической

привилегии, «служащей для отличия тех, кто до 1650 года назывался

«христианами», а после – «англичанами» или «свободными людьми» (там же: 194), но моральным атрибутом, средством, с помощью которого общественная

гегемония была натурализована. «Черный» или «африканец», напротив, стало

синонимом раба, настолько, что свободные чернокожие – которых в Америке

начала XVII века все еще было значительное количество – позже были

вынуждены доказывать, что они свободные люди.

§11 Пол, раса и класс в колониях

Мог ли заговор Калибана иметь другой исход, если бы его участницами

были женщины? Если бы заговорщиками были не Калибан, Тринкуло и

Стефано, а мать Калибана Сикоракса, могущественная алжирская ведьма, которую Шекспир прячет на заднем плане своей пьесы, и сёстры ведьм, которых параллельно с Конкистой жгли на столбах в Европе?

Это риторический вопрос, но он наводит на размышления о природе

полового разделения труда в колониях, и о связях, которые могли бы быть

установлены между европейскими, коренными и африканскими женщинами

на основе общего опыта половой дискриминации.

В книге «Я, Титуба, чернокожая салемская ведьма», Мариз Конде дает нам

представление о ситуации, которая могла породить такую связь. Она

описывает, как Титуба и её новая хозяйка, молодая жена пуританина Сэмюэла

Пэрриса, поддерживают друг друга прежде всего против его убийственного

презрения к женщинам.

Еще более яркий пример показывают Карибы, где английские женщины

из низшего класса, «перемещённые» из Британии как осужденные и

кабальные слуги, составили значительную часть рабочих бригад на сахарных

131

плантациях. «Считавшиеся непригодными для брака с состоятельными

белыми мужчинами и неподходящие для бытового обслуживания» из-за

дерзости и буйного нрава, «безземельные белые женщины были обречены на

ручной труд на плантациях, строительство общественных зданий, и городские

службы. В этих мирах они находились в тесном контакте с общиной рабов, и с

чернокожими мужчинами-рабами», с которыми вели совместное хозяйство и

от которых имели детей (Beckles 1995:131—32). Они также сотрудничали и

соперничали с женщинами-рабынями в реализации продукции или краденых

товаров.

Но с институционализацией рабства, которая сопровождалась снижением

нагрузки на белых работников, и уменьшением количества женщин, прибывающих из Европы чтобы стать жёнами плантаторов, ситуация

коренным образом изменилась. Независимо от своего социального

происхождения, белые женщины были повышены в статусе или выданы