Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

индустриального и сельскохозяйственного труда, и внутри самого

индустриального труда — прославленные в оде производству булавок Адама

Смита — тускнеют, по сравнению с теми, что были получены от деградации

женского труда и социального положения.

Как я ранее утверждала, разница во власти женщин и мужчин и сокрытие

женского неоплачиваемого труда под покровом естественной

неполноценности, дали возможность капитализму безмерно расширить

«неоплачиваемую часть рабочего дня» и использовать (мужскую) зарплату, для накопления женского труда; зачастую они также служили для того чтобы

сместить акцент с классовой вражды на вражду между мужчинами и

женщинами. Таким образом, первоначальное накопление было прежде всего

накоплением различий, неравенства, иерархий, границ, которые отчуждали

рабочих друг от друга и даже от самих себя.

Как мы видели, рабочие-мужчины зачастую были соучастниками этого

процесса, так как они пытались сохранить свою власть в отношении капитала, обесценивая и дисциплинируя женщин, детей и группы, колонизированные

140

капиталистическим классом. Но власть над женщинами, которую мужчины

получили благодаря доступу к оплачиваемому труду, и их общепризнанное

содействие капиталистическому накоплению, были куплены ценой

самоотчуждения и «первоначального растрачивания» их индивидуальной и

коллективной власти.

В следующих главах я более подробно рассмотрю этот процесс

растрачивания, исследовав три ключевых аспекта перехода от феодализма к

капитализму: превращение пролетарского тела в рабочую машину, преследование женщин за ведовство, и создание «дикарей» и «людоедов» как

в Европе, так и в Новом Свете.

Примечания

[1] Петер Бликле возражает против понятия «Крестьянская война» из-за

социального состава этой революции, который включал в свои ряды

множество ремесленников, шахтеров и интеллигенции. Крестьянская война

сочетала идеологическую продуманность, нашедшую выражение в

«Двенадцати статьях», которые выдвинули повстанцы, и мощную военную

организацию. «Двенадцать статей» включали: отказ от крепостничества, сокращение десятин, отмену законов о браконьерстве, подтверждение прав на

сбор древесины, сокращение трудовой повинности, сокращение арендной

платы, подтверждение прав на использование общинных ресурсов, и отмена

посмертных налогов (Blickle 1985:195-201). Исключительное военное

мастерство, продемонстрированное повстанцами, в определенной степени

зависело от участия в восстании профессиональных военных, в том числе

ландскнехтов — знаменитых швейцарских солдат (на самом деле ландскнехты

были немецкими наемниками, конкурентами швейцарцев – прим. перев.), которые в то время были элитой наемников в Европе. Ландскнехты

возглавили крестьянские армии, поставив свой военный опыт им на службу, и

в ряде случаев, отказывались выступать против повстанцев. Однажды они

мотивировали свой отказ тем, что сами вышли из крестьянства, и что их

средства к существованию в мирное время зависят от крестьян. Когда стало

ясно, что им нельзя доверять, немецкие князья мобилизовали войска

Швабского союза из более отдаленных районов, чтобы сломить сопротивление

крестьян. По истории ландскнехтов и их участия в крестьянской войне, см.

«ILanzichenecchi» Рейнхарда Баумана (1994:237-256).

[2] Политически, анабаптисты, представляли собой слияние «общественных

движений позднего средневековья и нового антиклерикального движения, вызванного к жизни Реформацией». Как и средневековые еретики, они

осуждали экономический индивидуализм и жадность, и поддерживали форму

141

христианского коммунализма. Захват Мюнстера произошел в результате

Крестьянской войны, когда беспорядки и городские мятежи распространились

от Франкфурта до Кельна и других городов Северной Германии. В 1531 году, ремесленники взяли под свой контроль Мюнстер, переименовали его в

«Новый Иерусалим» и под влиянием голландских анабаптистов-иммигрантов, установили в нем коммунальное правительство, основанное на распределении

предметов потребления. Как пишет По-Чиа Ся (Po-ChiaHsia), письменные

свидетельства о «Новом Иерусалиме» были уничтожены, и его история была

рассказана только его врагами. Поэтому мы не должны думать, что события

разворачивались так, как рассказано. Согласно доступным письменным

данным, женщины вначале пользовались высокой степенью свободы в городе; например, «они могли разводиться со своими неверующими мужьями и

вступать в новый брак». Все изменилось с решением реформированного

правительства ввести многоженство в 1534 году, что вызвало «активное

сопротивление» среди женщин, предположительно подавленное арестами и

даже казнями (Po-ChiaHsia 1988a: 58-59). Почему это решение было принято, не совсем ясно. Но этот эпизод заслуживает более глубокого изучения, учитывая противоречивую роль, которую ремесла сыграли в «переходе»

применительно к женщинам. На самом деле мы знаем, что ремесленники

нескольких стран проводили кампанию по исключению женщин из наемного

труда, и нет указаний на то, что они выступали против преследования ведьм.

[3] Рост реальной заработной платы и падение цен в Англии см. у Норта и

Томаса (1973:74). Зарплату во Флоренции см. у Карло Чиполлы (1994: 206).

Снижение стоимости произведенной продукции в Англии см. у Ричарда

Бритнелла (1993:156-171). О стагнации сельскохозяйственного производства в

ряде европейских стран см. у Бернарда Слихера ван Бата (1963:160-170). Родни

Хилтон утверждает, что этот период увидел «спад сельской и промышленной

экономики ... который, вероятно, в первую очередь ощутил на себе правящий

класс ... Доходы феодалов и промышленные и коммерческие прибыли начали

падать ... Восстания в городах дезорганизовали промышленное производство, а восстания в сельской местности укрепили крестьянское сопротивление

выплате арендной платы. Аренда и прибыли, таким образом, упали еще

больше» (Hilton 1985:240-241).

[4] По поводу Мориса Добба и дебатов о переходе к капитализму, см. у Харви

Кея в «Британских марксистских историках», Нью-Йорк: St. Martin'sPress, (1984), с. 23-69.

[5] Критика марксистской концепции «первоначального накопления»

включает: Самир Амин (1974) и Мария Мис (1986). В то время как Самир Амин

фокусируется на евроцентризме Маркса, Мис подчеркивает слепоту Маркса к

эксплуатации женщин. Другую критику можно найти у Яна Мулье-Бутана

(1998), который упрекает Маркса в создании впечатления, что целью

правящего класса в Европе было освободить себя от ненужной рабочей силы.