Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

Отсюда эта битва против тела, которая характерна для ранней фазы

капиталистического развития, и которая продолжается в различных формах

в наши дни. Отсюда и механизация тела, которая была проектом новой

естественной философии и центром первых экспериментов по организации

государства. Двигаясь от охоты на ведьм к построениям механицизма и

пуританским дотошным исследованиям индивидуальных склонностей, мы

видим единую нить, связывающую, казалось бы, непересекающиеся пути

социального законодательства, религиозных реформ и научной

рационализации вселенной. Это была попытка рационализировать

192

человеческую природу, силы которой должны были быть перенаправлены и

подчинены развитию и формированию рабочей силы.

Как мы уже видели, в ходе этого процесса тело все больше и больше

политизировалось; оно было денатурализовано и переопределено как

«другой», внешняя граница социальной дисциплины. Таким образом, рождение тела в XVII веке также ознаменовало его конец, поскольку

понятие тела больше не обозначало конкретную органическую реальность и

стало политическим означающим классовых отношений и изменений, постоянно перечерчиваемых границ, которыми эти отношения обозначены

на карте человеческой эксплуатации.

Примечания

От перев.: переводы трудов Декарта в основном взяты из «Сочинений в

двух томах», Российская Академия Наук, Институт Философии, издательство «Мысль», Москва, 1994 г.

[1] Просперо — «новый человек». Его злоключения Шекспир назидательно

объясняет чрезмерным интересом к магическим книгам, которые Просперо в

конце отвергает ради более активной жизни в своем родном королевстве, где

он будет черпать силу не из магии, а из управления своими подданными. Но

уже на острове, куда он был изгнан, его деяния предвосхищали новый

мировой порядок, в котором силу дает не волшебная палочка, а порабощение

множества Калибанов в далеких колониях. Просперо, подвергающий

Калибана жестокой эксплуатации, служит прообразом роли будущего

владельца плантаций, который не пожалеет ни пыток, ни истязаний, чтобы

заставить своих подданных работать.

[2] «Каждый человек — свой злейший враг, и как бы то ни было, свой

собственный палач» — пишет Томас Браун. Паскаль в «Мыслях», также

заявляет, что: «Между разумом и страстями идет в человеке междоусобная

война. Человек мог бы иметь хоть какое-нибудь спокойствие, если бы в нем

был только разум, без страстей, или только страсти, без разума. Но так как в

нем и то и другое, то он не может избежать борьбы, не может быть в мире с

одним иначе, как воюя с другими. Он всегда в разделении и противоречии сам

с собой» («Мысли», 412:130). О конфликте Страсти/Разум, и «соответствиях»

между человеческим «микрокосмом» и «политиками тела» в елизаветинской

литературе см. Тильярд (1961:75-79; 94-99).

193

[3] Реформирование языка — ключевая тема в философии XVI - XVII веков, от

Бэкона до Локка — было главной задачей Джозефа Гленвилла, который в

своем [сочинении] «Тщетность безапелляционности» (1665), после

провозглашения своей приверженности Картезианскому мировоззрению, пропагандирует язык, пригодный для описания четких и ясных данностей

(Glanvil 1970: xxvi-xxx). Как резюмирует С. Медкалф в своем вступлении к

работе Гленвилла, язык, приспособленный для описания такого мира, будет

иметь значительное сходство с математикой, его слова будут более

универсальными и ясными; он представит картину мироздания в согласии с ее

логической структурой; проведет резкую грань между разумом и материей, между субъективным и объективным, и «исключит метафору как способ

познания и описания, ведь метафора основывается на предположении, что

вселенная не состоит из абсолютно определенных элементов и, следовательно, не может быть в полной мере описана конкретно и недвусмысленно…» (там

же: xxx).

[4] Маркс не делает различий между работниками мужского и женского пола в

своих рассуждениях о «высвобождении рабочей силы». Тем не менее, есть

причина сохранять мужской род в описании этого процесса. Ведь

«освободившись» от общественных ресурсов, женщины не получили доступа к

рынку наемного труда.

[5] «Я должен хлеб свой добывать в трудах. Что за беда! Была бы хуже

праздность. Меня поддержит труд и укрепит» — был ответ Адама на опасения

Евы по поводу перспективы покинуть благословенный сад («Потерянный

рай», стихи 1054-56, стр. 579).

[6] Как указывает Кристофер Хилл, до XV века наемный труд воспринимался

как завоеванная свобода, так как люди по-прежнему имели доступ к

общественным ресурсам, а также владели собственной землей, таким образом, они не были всецело зависимы от зарплаты. Но к XVI веку те, кто работал за

плату, были лишены собственности; причем наниматели заявляли, что

зарплаты были только дополнительным источником дохода, и удерживали их

на самом низком уровне. Таким образом, работа по найму подразумевала

падение на самое дно социальной иерархии, и люди отчаянно боролись, чтобы

избежать этой участи (Hill, 1975: 220-22). К XVII веку наемный труд по-

прежнему считался одной из форм рабства, настолько, что Левеллеры лишили

наемных рабочих права голоса, так как не считали их достаточно

независимыми, чтобы свободно выбирать своих представителей (Macpherson 1962:107—59).

[7] Когда в 1622 году Томас Ман получил приказ от Якова I изучить причины

экономического кризиса, который поразил страну, он завершил свой отчет

возложением вины за проблемы нации на леность английских рабочих. Он

ссылался, в частности, на «всеобщую проказу наших пьянства, пирушек, праздности, раздоров и неразумную трату времени на леность и развлечения», 194

которые, по его мнению, поставили Англию в невыгодное положение в

торговой конкуренции с трудолюбивыми голландцами (Hill, 1975:125).

[8] (Wright 1960: 80-83; Thomas 1971; Van Ussel 1971: 25-92; Riley 1973: 19ff; Underdown 1985:7-72)

[9] О страхе, который представители правящего класса испытывали перед

низшими классами («низами», «простонародьем» по выражениям того

времени), может дать представление цитата из иллюстрированного сборника

«Светская Англия». В 1580 г. Фрэнсис Хичкок в памфлете, названном

«Новогодний подарок для Англии», предложил отправлять английских

бедняков служить во флот, утверждая, что «беднейшие из людей … склонны

помогать восстаниям или вступать союзы с любым, кто вторгнется на этот

прекрасный остров … затем они готовы указать солдатам или военным

кораблям, дорогу к достоянию богатых людей. Чтобы они могли указать

пальцем, «здесь», «вон туда» или «у него это есть», и тем самым предать