Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

зависимыми от господствующих социальных групп, и более того, дала им локальную отдушину для фрустрации. Таким образом она

предотвращала конфронтацию бедноты, более чем любой другой

социальной группы, с церковной властью и светским порядком, равно как и ее претензии на перераспределение богатств и

уравнение социальных статусов» (Harris 1974:239-240).

Также, как и сегодня, подавляя женщин, правящий класс более

эффективно подавлял весь пролетариат. Мужчин, подвергшихся

экспроприации, пауперизации и криминализации, подстрекали винить во всех

личных неудачах кастрирующую ведьму, и рассматривать власть, которую

женщины отвоевали у правящих кругов, как власть, которую они могут

использовать против мужчин. В этом контексте были мобилизованы все

глубинные страхи, которые мужчины питали по отношению к женщинам (в

основном из-за церковной женоненавистнической пропаганды). Женщин не

только обвиняли в том, что они делают мужчин импотентами; даже их

сексуальность стала объектом страха, опасной, демонической силой, поскольку

мужчин учили, что ведьма может поработить их и подчинить своей воле (Kors and Peters 1972:130—32).

Повторяющимся обвинением в ведовских процессах было обвинение в

участии в извращенных сексуальных практиках, в центре которых было соитие

с дьяволом, и в оргиях, которые предположительно происходили на шабаше.

Но ведьм также обвиняли в том, что они вызывали у мужчин чрезмерную

эротическую страсть, так что мужчинам, уличенным в интрижке, было легко

оправдаться тем, что их околдовали, а семьям, желавшим прекратить

отношения сына с неугодной женщиной, было легко избавиться от нее, обвинив в колдовстве. В «Молоте» написано:

233

«Их колдовство имеет семь видов … и касается поражения чарами

способности любовного соития и зачатия во чреве матери. Вот

эти виды:

1) они воспламеняют сердца мужчин к чрезвычайно сильной любви; 2) они препятствуют способности к деторождению;

3) они удаляют органы, необходимые для этого акта;

4) с помощью волшебства они превращают мужчин в подобия

животных;

5) они делают женщин бесплодными;

6) они провоцируют выкидыши;

7) они приносят детей в жертву демонам <���…>» (1971:47).

В том, что ведьм одновременно обвиняли и в причинении мужчинам

импотенции, и в возбуждении в них чрезмерной сексуальной страсти, только

на первый взгляд есть противоречие. В новом патриархатном кодексе, что

развивался параллельно с охотой на ведьм, физическая импотенция стала

аналогом моральной импотенции; она была физическим выражением эрозии

мужской власти над женщиной, поскольку «функционально» не было

различий между кастрированным мужчиной и мужчиной, который был

безответно влюблен. Оба этих состояния вызывали подозрения у демонологов, явно убеждённых, что невозможно воплотить тип семьи, предписанной

буржуазным здравым смыслом – смоделированной по образу и подобию

государства, с мужем в роли короля и женой, подчиняющейся его воле, самоотверженно посвящающей себя ведению домашнего хозяйства (Schochet 1975) – если женщины с их чарами и приворотными зельями имеют такую

власть, что могут делать мужчин рабами своих желаний.

Сексуальное влечение подрывало не только мужскую власть над

женщинами – как сетовал Монтень, мужчина может сохранить лицо всегда, но

только не во время полового акта (Easlea 1980: 243) — оно также подрывало

мужскую способность к самоуправлению, заставляя их терять драгоценную

голову — источник Рассудка, согласно картезианской философии. Посему, сексуально активная женщина представляла общественную опасность, угрозу

социальному порядку, поскольку она подрывала мужское чувство

ответственности и мужскую способность работать и контролировать себя. А

значит, чтобы женщины не ломали мужчин морально – или, что более важно, финансово – демон женской сексуальности должен быть изгнан. Нужный

результат достигался при помощи пыток, сожжения, равно как и скрупулезных

допросов, которым подвергали ведьм, являвших собой смесь сексуального

экзорцизма и психологического изнасилования [32].

234

Дьявол соблазняет женщину заключить с ним сделку. Из трактата Ульриха Молитора

«О чародейках и предсказательницах» (1489 г.)

Для женщин, XVI-XVII века стали, таким образом, веками сексуальных

репрессий. Отныне цензура и запрет определяли их отношения с

сексуальностью. Держа в уме критику «репрессивной гипотезы» Мишеля

Фуко, мы тем не менее должны настоять на том, что это была не католическая

пастораль (книга об обязанностях пастора), и не исповедь, которая лучше всего

демонстрировала, как «Власть» на заре Нового времени принуждала людей

говорить о сексе (Foucault 1978: 116). «Дискурсивный взрыв» в области секса, который Фуко обнаружил в этот период, нигде не проявлялся сильнее, чем в

застенках, где пытали ведьм. Но это не имело ничего общего с взаимным

возбуждением, которое Фуко воображает между женщиной и ее исповедником.

Далеко превосходя любого сельского священника, инквизиторы

заставляли ведьм расписывать свои сексуальные приключения во всех деталях, не смущаясь тем фактом, что часто это были старые женщины, и их

сексуальные «подвиги» свершались многие десятилетия назад. В почти

ритуальной форме, они заставляли обвиняемых в колдовстве рассказывать, как в юности ими впервые овладел дьявол, что они чувствовали во время

проникновения, какие нечистые мысли ими владели. Но сценой, на которой

разворачивался данный своеобразный дискурс о сексе, была пыточная камера, и вопросы задавали женщинам, сходящим с ума от боли, в перерывах между

применением пытки страппадо. Невозможно вообразить, что словесная оргия, 235

которую женщин вынуждали извергать под пытками, приносила им

удовольствие или перенаправляла путем лингвистической сублимации их

желание. В случае охоты на ведьм – которую Фуко удивительным образом

игнорирует в своей «Истории сексуальности» (том 1, 1978) – «беспредельный

дискурс о сексе» был развернут не как альтернатива репрессиям, но для

службы репрессиям, цензуре, отрицанию.

Мы с уверенностью можем утверждать, что язык охоты на ведьм

«породил» Женщину как отдельный вид, существо suis generis (лат.

единственное в своём роде), более развратное и извращенное по своей

природе. Мы также можем утверждать, что изобретение «извращенки» было